Печальные истории/сборник/завершен Страница 2

трубку сняла мама. Прошептав: « Я вас Очень люблю!!!!!!!!!!!!!!!!!! ПРОСТИТЕ МЕНЯ ЗА ВСЕ!!!!!!!!!!!!!!» Карина бросила телефон вниз. « Целое мгновение до вечного покоя…»- задумчиво сказала девушка. А затем крикнула, что было сил « Я не могу так больше!!!!!!! Моя душа мертва!!!!!! Сердце растерзано!!!!!!! А во всем виновата ЛЮБОВЬ!!!!! Я НЕНАВИЖУ ЛЮБОВЬ!!!!!!!!!!!!! Все что я хочу – это забыться и умереть!!! Прощайте…» В этом крике было столько боли и мучений, что старичок, случайно услышавший его, невольно перекрестился и прошептал: « Душа заблудшая, страдает…» и поднял глаза вверх. От увиденного ему стало плохо – на крыше, на фоне луны, стоял ангел!
Перекрестившись еще раз, дедуля поспешил домой, чтоб не помешать «божьему созданию».
А Карина, вытерев слезы, улыбнулась и шагнула к спасению……
Она стояла на краю пропасти, боясь сделать последний, роковой шаг. Тьма окутывала, пожирала её изнутри, оставляя глубокий шрам на душе. "Шаг, второй и взлёт" мельком пронеслось в её голове. Но решиться на этот шаг у неё не было сил, она была слишком измучена. Одинокая слеза медленно скатилась с кончика её ресниц. Телефон, невольно выскользнул из её рук и упал в пропасть, это заставило её немного ожить, вникнуть в реальность. Холодный ветер, заставил почувствовать невыносимую боль, как в доказательство того, что она ещё жива.
Она с безразлично посмотрела вниз, где лежали остатки её телефона, и поняла, что вместе с ним, ушёл и он...
"Вот и всё, конец. Прощай Ром. Будь счастлив"
Голова закружилась, в глазах всё поплыло, превращая мир в одно сплошное пятно. Время остановило свой ход…

….Ранним утром следующего дня на крыше этого дома была обнаружена девушка, которая лежала без сознания. Зеваки утверждали, что она была прекрасна, как ангел, и лицо ее выражало счастье, отчего становилось не по себе от такого ужасного сочетания счастья, красоты и боли. А вчерашний старичок, проходивший мимо и увидевший девушку, проговорил: « А ведь и действительно – ангел…»

Простите пожалуста, но это эе ГРУСНЫЕ истории. Хотяяяяя ладно буду делать их с белее счасливым концом

Привет.
-Привет…
-Ты кто такой?
-Я так, прохожий стороной…
-А что же грусть в твоих глазах?
-Со мною сделал это страх.
-Какой же страх, что в нем такого?
-Поймешь ли ты в судьбе слепого? Поймешь, ослепшего во тьме?
-Как много зла дано тебе!
-О да! Мой путь тяжел и падок. Но странно, что местами сладок.
-Но если много ты страдал, то почему ж еще не пал?
-Все потому что я любил. Я Богу за нее молил!
-А стоит ли она страданий?
-О да! Она – предел моих мечтаний!
-Скажи, любила ли она?
-Она другому отдана…
-Любил ты, значит, безответно?
-Наверно да, мне не известно, хотя, порою в утра час, ловил я взгляд столь милых глаз.
-Ну что же взгляд?! Всего движенье!
-Но сколько от него волненья!
-Ну что же с вгляда тебе стало?
-Пойми, я чувствовал как сердце пало!
-Ну ладно, а откуда ты
Бежишь от сладостной мечты?
-Мой дом остался так далеко.
Я в сакле жил совсем высоко.
Там сопки небо задевают,
Но гнев богов не вызывают.
Там стройный стан горянки страстной
И рокот вод реки опасной.
-Да, горы знаю я прекрасно.
Но жить сейчас там, говорят, опасно.
-Опасно?! Что ты говоришь?!
Опасно будет, если ты слабышь!
-Сказать ты хочешь,
В горах нет слабаков?
-Конечно нет, ведь мы – сыны БОГОВ

Тоесть, ты имееш ввиду, што нада поменять стиль?

Грустные истории? У меня есть такая... Только это всё же фанф.
Однако,надеюсь,вам понравится.

Название: День когда я умер.
Автор: Гадкая Aneko-chan
Жанр: Ангст (с намеком на яой)
Пейринг: Наруто/Саске
Статус: закончен
Рейтинг: PG-16
Размещение: где угодно, но с указанием что автор я!
Содержание: Дело происходит после окончательной битвы Узумаки с Учихой. Наруто все же побеждает, но оба оказываются в больнице.
«Медленно сажусь рядом с больничной койкой и касаюсь твоей белой, тонкой руки. Она холодная. Впрочем, как и у меня… »

Я лежу, и смотрю в одну точку уже целую минуту. Целый час. Целый день. В последнее время меня вообще мало, что стало интересовать. Мне плевать. Абсолютно на все...
Глаза нестерпимо болят от разъедающей белизны стен и мебели, тошнота липким, теплым комом встала в горле от приторного запаха лекарств и хлорки.
Да, ненавижу больницы. Ненавижу этих, вечно чем-то озабоченных хмурых людей в белых халатах, ненавижу улыбающихся врачей, которые всегда что-то не договаривают, ненавижу стерильный свет кварцевой лампы.
Ненавижу...
Хотя нет, это не ненависть. Для нее у меня просто не остается сил. Скорее всего, это просто отвращение. Единственное, что я ненавижу в жизни, это себя.
Что я? Кто я? На кого теперь стал похож?
Безразличный взгляд упал на сухие, тонкие руки с длинными пальцами. Когда-то, именно они сломали то, к чему я стремился, ради чего каждое утро просыпался.
Неосознанно, но все же сломали.
Теперь, я не живу. Я существую. Без интереса и желания. Просто передвигаюсь, ем и моргаю глазами. Наверно просто по инерции.
Я сломан, морально уничтожен, безжалостно раздавлен...собой. Недавно я стал замечать замашки мазохизма в своем поведении. Мне не хочется что-то делать, а я делаю. Мне больно о чем-то вспоминать, а я вспоминаю, я не могу о чем-то думать, но думаю. Интересно, долго я так протяну еще?
Замечаю, что из моей вены торчит игла, и прозрачная трубочка тянется к подвешенной бутылке с бесцветной жидкостью. Мне опять поставили капельницу. Наверно делают промывание крови, ведь я лежу почти неделю в больнице с аллергией на нервной почве. Ну что за дурацкий диагноз?! А ведь я только полмесяца назад выписался от сюда, после того, как полностью оправился после боя. Да, если бы не Кьюби, я наверно бы умер. Хотя, кто знает, может это было бы даже к лучшему…
Аккуратно отрываю лейкопластырь и мягко выдергиваю иглу из голубой вены, которую, спустя несколько месяцев, отчетливо видно сквозь тонкую, когда-то смуглую кожу. С отвращением отшвыриваю острый предмет в сторону.
Не люблю я иголки...
В палату входит медсестра, которую поставили присматривать за мной, и бесшумно закрывает за собой дверь.
Сейчас опять начнется...
Устало вздыхаю, сажусь на койку, положив подбородок на колени, и обхватываю ноги руками.
- Наруто-кун, вы не спите? – ее голос молодой, как-будто детский, но слегка встревоженный.
Я мотаю головой, не отрывая от нее глаз. Оглядев палату, медсестра замечает стоящую в стороне капельницу с болтающейся на шнуре иглой.
- Наруто-кун, вы опять за свое? Вам нужно принимать процедуры.
Пытается быть строгой, что ли? Опять упрямо верчу головой.
-Пожалуйста, не надо себя так вести. – Её рука тянется ко мне, но я, молча, отодвигаюсь на край кровати.
-Мне придется позвать Цунаде-саму. – медсестра быстро направляется к двери.
-Зови кого хочешь.
Я больше не удивляюсь своему хриплому, срывающемуся голосу, который неприятно режет слух. Девушка в халате резко оборачивается. В ее глазах... Страх? Да, именно это липкое, холодное, гадкое чувство, блеснуло в глубине черного зрачка. Я горько улыбнулся. Если конечно эту кривую усмешку, исказившую мои пересохшие губы, можно назвать улыбкой. Я конечно не отношу себя к числу буйных психов, но если меня заставят сделать что-то против собственной воли, я камня на камне не оставлю от этой больницы. И все это отчетливо понимают.
Медсестра обреченно вздыхает, и уходит, не хлопнув дверью. Я откидываюсь обратно на подушку, точно зная, что ближайшие три часа никто не придет.
Господи, как я устал. Чувство, будто я не спал целую вечность... А хочется уснуть и не проснуться. Позволить поглотить себя непроглядной ночи, которая заполняет тело ледяным свинцом, смиренно чувствовать, как сердце сжимается под железными пальцами... Но нет, нельзя. Я давно решил, что не уйду просто так. На нестерпимую, немую боль, я лишь задаю вопрос - «А разве может быть хуже?» и тут же злорадно усмехаясь своим новым, нечеловеческим страданиям, тихо отвечаю: «Может.»
А потом все повторяется сначала...
Сейчас, от моих мыслей меня отвлек какой-то равномерный шум. Я прислушался... Это ливень за окном. Повернув голову, я без интереса наблюдаю, как по ледяному стеклу ртутными каплями бегает дождь. Сквозь эту пелену видно рваное, серое небо. Оно такого же цвета, как и мои глаза.
Да, мои глаза потеряли свой жизнерадостный блеск, они выцвели и приобрели какой-то грязный оттенок. Теперь они серо-голубые…
Чувствую, как меня начинает трясти и выворачивать от очередного приступа воспоминаний, которые нещадно нахлынывают на сознанье, сбивая дыхание. В истерике сжимаю зубами край подушки, и зажмуриваюсь от выступающей на глазах соли. Боль картечью бьет в виски, заставляя меня извиваться, выламывая тело, и я, не обращая внимание на бесполезность своих действий, пытаюсь прикусить дрожащую губу, что бы сдержать стон.
Все прекращается так же быстро, как и началось. Всхлипывая, я моментально успокаиваюсь. Но вместе с этим спокойствием, приходит безразличие, столь дикое, что я тупо упираюсь мокрыми глазами в стену, и провожу в таком состоянии несколько часов... Моя сегодняшняя ситуация требует каких-то действий, и в первую очередь, с моей стороны... Но мне не хочется.
Совершенно не хочется.
Поначалу меня пугало такое отрешенное поведение, но потом стало как-то все равно. Прекратив тщетные попытки уснуть, я сворачиваюсь в клубок, и жду, пока Морфей сам примет меня в свои объятья. Хотя и сна собственно я тоже не ощущаю. Я, по-моему, вообще разучился что-либо чувствовать. Боль кислотой разъела остальные эмоции. Теперь я просто закрываю глаза под утро, и открываю их вечером. Сны мне больше не сняться, но когда я сплю, я незаметно для себя коротаю жизнь, которую теперь принимаю за жалкое существование.
Мне снова необходимо увидеть его.
Просто необходимо.
Я, не в силах сопротивляться желанию, незаметно спрыгиваю с койки, и черной тенью шмыгаю за дверь. Пройдя несколько метров по ярко освященному коридору, захожу к нему в палату.
Вот он.
Высокий, худощавый юноша с бледной кожей и отросшими волосами. Лежит на кровати без движений, а из него торчат какие-то трубки и провода... Грудь не поднимается в такт дыханию, и только стоящие рядом приборы, волнами отмеряющие удары, противным писком подтверждают, что его сердце бьется.
Что он жив.
Но он в коме. Уже второй месяц. Да и я наверно тоже, только почему-то в отличие от него, я могу ходить и самостоятельно есть. Наверное, это просто какая-то очередная ошибка...
Медленно сажусь рядом с больничной койкой и касаюсь твоей белой, тонкой руки. Она холодная... Впрочем, как и моя. Судорожно сжимаю безвольную ладонь и подношу к своим губам. Наверно неосознанно пытаюсь ее согреть теплом собственного дыхания. Так, рядом с тобой, я могу просидеть вечность, сходя с ума от непозволительной близости, на которую, будь ты в сознании, я бы никогда не решился...
О чем я думаю в этот момент? О том, что я это я сделал с человеком, который дороже мне всего на свете? Я сожалею? Ненавижу себя?
Нет. Я ни о чем не подобном не думаю сейчас. На эти раздумья у меня будет время, когда я буду лежать в своей палате. Один.
А сейчас я с тобой...
Мой взгляд прикован к твоему лицу. Оно такое измученное, с болезненно-желтым оттенком. Щеки впавшие, тонкие губы крепко сжаты, под глазами черные мешки... Мне так больно на тебя смотреть, а я смотрю... Жадно всматриваюсь в родные черты, будто стараясь запомнить...
Сквозь окно, с широко распахнутыми занавесками, отчетливо видно, что вечер уже давно бесшумной тенью лег на крыши домов, заставляя фонари вспыхивать желтым, ядовитым светом, который больно режет глаза с непривычки. Но потом сумрак впитывает лишнее освещение, окутывая улицы в полумрак, и сразу становиться как-то легче и уютней в безлюдных переулках деревни. Случайные прохожие спешат домой, а я дико желаю сейчас оказаться на улице, на нашей с тобой крыше, и чувствовать, что шифер, на котором мы сидим, еще теплый после знойного дня. Чувствовать, как вечер безжалостно вырывает воспоминания смятыми листками календаря, и небрежно бросает их на ветер. А он, ловко их подхватывает, уносит куда-то, теряет по дороге, и нагло делает вид, что не замечает этого...
Однако сейчас я в больнице, сижу рядом с дорогим мне человеком, которому к сожаленью ничем не могу помочь, и то и дело утираю слезы со своих щек.
Я опять плачу...
Открыв глаза, я резко подрываюсь с собственной больничной койки, и растерянно обвожу палату недоуменным взглядом... Так, значит, я опять уснул рядом с ним... Ну что ж, спасибо, что перетащили обратно...
В комнату входит Сакура с букетом цветов, и, поставив их в вазу, садиться рядом со мной, перед этим поцеловав в макушку. Она изо всех сил старается быть веселой и непринужденной, хотя я отчетливо вижу, с какой мукой дается ей этот спектакль. Вслед за ней входит Цунаде и, улыбаясь, подходит к нам.
-Ой, ты посмотри кто к тебе пришел! – сияя, протянула она, ласково гладя меня по голове.
Но я раздраженно смахиваю с себя ее ладонь и, уставившись в пол, тихо отвечаю:
-Цунаде-бачан. Не надо разговаривать со мной как со слабоумным.
Улыбка на лице моментально гаснет, и в комнате виснет тягостная пауза. Хокаге пытается что-то сказать, но нелепо взмахнув руками, торопливым шагом уходит прочь. Я как-то облегченно вздыхаю, и перевожу взгляд на Сакуру, а та в свою очередь тоже неотрывно смотрит на меня.
-Наруто...
Она обрывается на полу слове, и опускает глаза. Мне невыносимо смотреть, как близкие мне люди терзаются из-за меня, но и делать вид, что все замечательно я тоже не буду. Я больше не могу улыбаться, когда мне плохо. Действительно плохо.
-Наруто, перестань ты мучить себя и окружающих! Ты не виноват в том, что произошло! То, что так получилось… Ты же защищался! И все знают, что ты не хотел ему зла!
Что в её голосе? Ярость? Отчаянье?
Она хватает меня за плечи и пытается притянуть к себе, а мне это неприятно. Даже как-то противно. Я мягко, но настойчиво отстраняю ее от себя, а она, не сопротивляясь, удивленно хлопает глазами. Видно не ожидала такой реакции.
-Отстань...- Я просто не нахожу других слов, но мне действительно нужно чтоб от меня все отстали.
Сакура всхлипнула.
Она часто плачет. Да и я, кстати, тоже, только этого никто не видит.
Она наверно сильно обиделась… Возможно нужно было включить часовой монолог, о том, что мне нужно побыть одному и я никого не хочу видеть, потому что и так тошно, но как-то не хотелось. Да и поймет ли?
Харуно вздрагивает, как бы приходя в себя, и молча, уходит из палаты, прикрыв за собой дверь. Я устало закрываю глаза, в глубине души радуясь своему одиночеству. Сейчас помочь мне не сможет никто, так пусть хоть не мешают разобраться в себе, со своими глупыми предположениями и советами.
Сжав трясущие руки, я осознаю, что еще немного, и я просто сойду с ума.
Тоска ржавчиной разъедает сознание, оставляя в душе могильный холод и сырую печаль. Мне так надоело ежесекундно бороться с собственными воспоминаниями...
Таблетки уже не приносят спасительного сна…
Еще мне осточертел этот выбеленный потолок с качающейся, голой лампой на сером проводе. Меня бесят эти безукоризненные белые стены. Даже солнце, проникая сквозь мутное стекло, кажется холодным и колючим, а в световых столбах отчетливо видны мелкие частички пыли, которые дико метаются в хаотичном порядке... Осознавая все это, мне становится трудно дышать. Задыхаясь, я выламываю спину, истерично сжимая тонкое, летнее одеяло…
Сколько уже времени прошло? Месяц? Два? Три? Я потерял счет дням. Все стало серым, ненужным и каким-то размытым, так что я почти не различаю когда на дворе ночь, а когда день. Я просто лежу и чего-то жду. Не знаю чего, просто жду и все.
Сколько мне еще ждать? Сколько?...
Я проснулся от какого-то щемящего чувства в груди. Сердце замерло в ударе, как от падения с большой высоты, а по спине пробежал неприятный, стягивающий холод, от которого бросило в дрожь… Я подрываюсь с места и спотыкаясь бегу к двери, поворачиваю слабыми руками неподатливую ручку и мчусь к его палате.
Мне нужно срочно увидеть его.
Очень нужно.
Необходимо...
Он лежит так же неподвижно, а эти дурацкие приборы, как и раньше, писком отмеряют редкие удары сердца.
Все так же, как и всегда. И это немного успокаивает.
Я опять сажусь рядом и смотрю в окно. Закат… Я почему-то прихожу сюда именно под вечер. Солнце, словно набухло кровавым багрянцем и теперь медленно и лениво скатывается за горизонт, разбрызгивая по небу алые капли. Оно уже почти скрылось, как вдруг последний красный луч выскользнул из пропасти и, наспех лизнув кроны деревьев, окончательно погас.
Я вздрагиваю.
Поначалу даже не понимаю от чего. Я потерянно озираюсь пока, наконец, не натыкаюсь взглядом на тебя. Ты так же обездвижено лежишь, но мне кажется, будто губы твои чуть приподнялись в уголках, изображая улыбку.
Наверно я просто брежу.
Стряхиваю наваждения с себя и вновь упираюсь глазами в твои крепко сомкнутые веки.
И я вдруг понял… Полностью осознал, что ты больше не откроешь их.
Ты уже не встанешь.
Меня настолько поразила эта ужасная догадка, что на миг забываю как дышать. Я только беззвучно открываю рот, что бы что-то сказать, но не находя слов, вновь закрываю.
Реальность хирургическим скальпелем косо полоснуло по сознанью, а я все не могу поверить в то, что происходит. Просто не могу. Мой мозг тщательно отгоняет от себя страшные мысли, но сжавшийся холодок внизу живота все же остается…
Я стою, потрясенный до глубины души, и не желаю верить во все это. Будто тебя не должно быть здесь. Будто это все просто очередной кошмар или чья-то глупая шутка. Но почему же никто не входит, шумно хлопнув дверью, и весело не заорет «Розыгрыш», или почему до сих пор никто не потрясет меня за плечо, что бы я проснулся?
«Пип. Пип. Пип.»
Это бьется твое сердце.
«Тук-тук-тук»
Это бьется мое.
«Пип. Пип. Пи-и-и-и-и-и-и-и-и-и-….»

Вдруг равномерная волна на приборе предательски скакнула вверх и потянулась тонкой прямой полосой с противным писком.
Я стою и не могу оторвать от тебя глаз.
Ты ничуть не изменился, ни одна жилка не дрогнула на твоем лице, а вот внутри меня все рухнуло. Резко оборвалось и со свистом упало вниз.
Первые минуты я ничего не чувствовал. Ничего не слышал.
Из меня выдернули душу, безжалостно вырвали и бросили под ноги. А вокруг пустота. Черная, сосущая пустота. И за ней ничего.
Ни-че-го…
Покачнувшись, я падаю на колени, но пошатываясь, встаю вновь. Дрожащими пальцами подхватываю твою ладонь и начинаю целовать, тяну тебя за руку, умоляя подняться. В ответ:
«Пи-и-и-и-и-и-и-и-и-и…»
Я вижу себя будто со стороны. Молодой парень с взлохмоченными желтыми волосами, мечется по палате, сходя с ума от пронзительного, монотонного писка прибора. Пряди прилипли к влажному лбу, зрачки сужены от нечеловеческого ужаса…
Но ни одного крика. Ни одного стона…
В палату как по сигналу вбегают обеспокоенные люди в белых халатах, бросают хмурые взгляды на больничную койку с черноволосым юношей, и просят обезумевшего парня выйти из комнаты. Но он их не слышит. Он только видит, как врачи беззвучно шевелят губами и размахивают руками. Как медсестры испуганно толпятся у кровати. Как накрывают бледное тело одеялом с головой и отключают приборы…
Нет… Нет… Нет!!!
Я издаю какой-то утробный, почти звериный рев полный отчаянья и начинаю бешено расталкивать людей, пытаясь протиснуться к койке. Меня хватают за руки и волоком тащат из палаты. А ору, захлебываясь собственной яростью и брыкаюсь, стараясь вырваться. Будто это они все виноваты в произошедшем, а не я. Хотя какая разница, кто виноват? От этого легче не становится…
Я задыхаюсь. Глухим, сорванным голосом, прошу отпустить, но вместо собственных слов слышу какие-то стоны резко переходящие в хрип…
Я плачу. Рыдаю. Истошно вою, больше не в силах сдерживать себя. Это был первый и последний раз, когда кто-то видел мои слезы…
Подбежала медсестра, та, что должна была присматривать за мной, и торопливо начала встряхивать шприц со снотворным. Пока двое врачей держали мне руку, она нечаянно поцарапала меня иглой, но все же ввела жидкость в вену.
Нет! Нет…
Силуэты начали предательски размываться, теряя первоначальные четкие контуры. Голова закружилась, и тело резко повело в сторону. Всхлипывая, я отчаянно боролся со сном, но Морфей сам теплыми пальцами закрыл мне глаза.
Я навсегда запомнил этот день.
Ведь это был день, когда я умер…

Они были знакомы 10 лет … И ничего никогда не было в их жизни совместного, кроме, наверное, друзей. И сами они были друзьями. Лучшими. Все 10 лет. Она доверяла ему все! Всю свою жизнь! Все свои эмоции. Все свои переживания. А он все понимал, всегда помогал. Они понимали друг друга без слов, стоило только посмотреть друг на друга и они уже знали, кто и что из них думает.

Все менялось в их жизни. В его – женщины. В ее – мужчины, города. И только он один оставался с ней всегда. И сколько она себя помнила, он всегда был в ее жизни. Такой надежный, самый лучший, неизменный. Она его очень любила… Любила в нем друга. И он любил в ней друга!

И что же могло произойти? Вдруг?! Через 10 лет? Он посмотрел на нее по другому. А она увидела этот взгляд. Он постарался спрятать этот взгляд, но было уже поздно. И она решилась! Решилась на то, чтобы быть вместе. И понимала, что может потерять не только любовь, но и дружбу и доверие. А самое главное – может потерять его! А он был самым важным человеком в ее жизни!

Он! Он! Он! Он всегда был … Был, когда ей было хорошо, был, когда ей плохо. Был, когда она любила, был, когда она разочаровалась и обозлилась на весь белый свет! Только он помог ей выбраться из тяжелейшей депрессии. Именно он понимал ее без слов и принимал ее такой, какая она есть. Со всеми ее недостатками. Даже тогда, когда она была просто невыносима! Даже, когда его обижала своими словами. Он все прощал и был рядом! Она ценила… И не понимала, как можно вообще без него жить… Как другие люди живут? Ведь у них нет его! Как они со всем справляются? Без него?!

Она думала очень долго … Но все таки решилась сказать, что думает. Что не понимает, что происходит… Но он стал не просто другом! А он сказал, что нужно оставить все, как есть, т.е. просто друзьями, хотя, наверное, и понимал, что уже поздно. Уже слишком поздно поворачиваться назад. В дружбу… Но он пытался. Пытался бороться с собой, со своими чувствами и эмоциями, с ней, с ее чувствами.

Она оказалась сильнее. Он сдался.

И она поняла, что она очень счастлива именно теперь. Не тогда, несколько лет назад, когда в жизни было все, что женщине нужно… Когда был муж, дом, семья… А счастлива именно теперь! Теперь, когда в ее жизни твориться непонятно что! Когда нет ни мужа, ни дома, ни семьи. Когда ничего не осталось. Кроме него! И он заполняет весь ее мир, все ее существо, все ее существование…

Она снова научилась улыбаться просто потому, что хорошо, а не потому что нужно улыбаться! Она научилась радоваться жизни. И понимать, что никто в жизни больше не нужен. И хочется, чтобы он всегда был рядом. Чтобы обнял крепко-крепко, поцеловал в шейку и просто сказал: «Мне с тобой очень хорошо…» И сразу чувствуешь себя любимой, желанной, защищенной. И эти ощущения удивляют ее до сих пор! И она хочет удивляться каждый день.

И она понимает, что если он исчезнет, то она просто умрет. Он стал частичкой ее души, ее сердца, просто частичкой самой ее… И она думает: «Ведь если у человека отрезать половину сердца, он ведь умрет…» Вот и она умрет, если его не будет рядом.

Но, слава Богу! Он никуда не собирается уходить. Ему тоже безумно хорошо! И никуда он от нее теперь не уйдет! Не сможет!

Он был для тебя важен?
- Да..
- А ты ему?
- Нет конечно, -
Мужская любовь - вода,
И в ней не отыщещь стержня.
- Он был для тебя..?
- ...ни кем!
- Ты думаешь так?
- Хотела б! -
Уйти от него совсем, -
Быть лишней мне надоело.
- Он был с тобой?
- Пару лет.
- А ты с ним?
- Все эти года.
Ждала лишь один ответ -
У моря любви - погоды.
- Он был твоим..?
- Палачом!
- А ты?
- Его Ангел-Хранитель -
Всегда за его плечом -
Заботливый и невидный.
- Он был...