Р_Е_Н_Е_С_С_А_Н_С Д_У_Ш. Космический куб! / R / фэнтези, сверхъ-ое, драма / заморожен Страница 4

Ты имеешь право на свое мнение)))) все пучком)))

Пасибко, KarasuNaur! Ты мое спасение))) хоть стоит-то дальше писать?....

Disparagma, конечно стоит, если я не узнаю ЭТУ историю до конца, мне плохо будет)))

++++++++++++++++++++++++++++++++Глава 7+++++++++++++++++++++++++++++++
===============================Листопад===============================

Эпиграф: Бог приходит в разных лицах, но
нужно раскрыть душу и обогреть его.
Дьявол же не может скрыть под
разными лицами безобразия своего.
И как его не грей, лицо его не осветится.
Е. Дан.
=========


Кто-то дружески похлопал Эда по плечу. На тяжелую пятерню полковника едва ли похоже. Сухое, скрипит как рваная бумага, и адски щекотится! Эд растер до красноты обозлившиеся глаза и с негодованием, кое бывает у человека, который сидел себе на диване, вскармливал полуфабрикатами пузо, а через секунду очутился на вершине Эвереста, обнаружил себя в лежащем положении. В голове пробежало колючее воспоминание, рука машинально ощупала ребра. Странно, переломов нет. Похрустели и срослись? В приятном ошеломлении Ксен измочалил бока.
Покинутый взор Эда уперся в отрезвляющее небо. Если я вижу небо, значит, мне еще не пора выковыривать белые тапочки из потаенного чемоданчика, подбодрил себя Эд.
Небо скучало, подперев пухлые облачные щеки локтем утреннего сумрака. Ветер обиженным плачем размазывал осенние листья по лазурному холсту.
Эд лежал на мягкой рассыпчатой земле. Хрустящие, как кукурузные хлопья, осенние самоцветы пробегали по животу так, что казалось, будто он плывет в теплом, булькающем молоке с пушистой белоснежной пенкой.
«Фу-у-ух.., - вслух протянул он и зализал ладонью непослушную тонкую челку, - А костяшки крепки как у мамонта!». Однако уверенность, что какой-то орган шлепнул на стол заявлении об уходе, зудила в голове и мешала взгляду за что-нибудь зацепиться, пасуя его как хоккеист шайбу.
Щеки Эда припухли в красноте, дергая будто за ниточки тонкую ползучую улыбку.
Замшелое желание забыться Эдвард с трудом вытеснил и открыл заслезившиеся глаза. Над позолоченной томным свечением макушкой шныряли стайки листочков. Выпитая из них влага вместо прощального поцелуя обнадежила хлипкий и выжатым телом. Танцевали листочки сначала лениво, как сонный косолапый медведь, но, понимая, что пьяные толкания не их конек, бешено рвались в небо.
Шуршащая листва вела себя как капризная мантрадонна. И что это за волосатый кусок человеческого мира, - смотрела она на парня, оценивающе хрумкая иссушенными жилками. Любопытные и неугомонные, листья заползали Эдварду под рубашку, переговаривались, дразнились и откровенно сплетничали о его восхитительной «красоте», чем так досаждали, что Эду пришлось выбить себя как пыльный коврик.
Все воздушные кусочки о чем-то толковали.
Один был недоволен, что оторвался от зеленой жилы слишком рано и непременно должен был поблестеть восковой спинкой еще денечек. Другой хныкал и плакался об осиновой почке, которая не разделяет его драгоценных чувств. Третий хвастал ярким, огненно-алым пузиком, в которое его поцеловала сама осень. Четвертый ябедничал на очень вязкую и непорядочную гусеницу, что размазалась об его плоское брюхо. Голоса их сбивались, переругивались и не давали друг другу прорасти в оглохшем ухе Ксенона. Всех и каждого волновала сугубо эгоцентричная проблема. Если же «жертвенный петух отпущения» не желал их выслушивать, в отместку бродячие в небе ошметки кусали его за щеки порванными, как ухо бойцовской собаки, боками.
- Обнаглел!
- Опух!
- Совсем страх потерял!
- Он обязан нас слушать! – наперебой клеветали те и взрывались рассыпчатым огненным потоком, как вздувается бракованная хлопушка. Однако Эд не считал, что обнаглел, опух, и не приписывал себе других синдромов широкоскулого качка, который возомнил, что тупой мордобой есть орудие массового правосудия. Хитрые и шустренькие, они не теряли вдохновения и сыпали на разбухшие от гнева извилины Эдварда неприличные кляузы. Ксенону казалось, будто он габаритный тюлень, который чудным образом болтыхается в щиплющем муравейнике.
Лишь один листочек затравленно сторонился своих пресловутых соседей и что-то бурчал, переливаясь салатовым оттенком.
Храбрая орава уперла у Эда за моральный ущерб промокшую обувь и полосатые носки. Как же хотелось выгнуть спину колесом и поведать обнаглевшим козявкам, где из законное козявочное место. Но оскорбившаяся земля цепляла локти рыхлыми короткопалыми щупальцами. Рывок, второй, третий, беспомощный визг, и погружение в волну ярости.
- Эй.., - стукнуло тонким молоточком эхо, - вырви волос с макушки и подари ей с чистым сыновнем сердцем! – подсказал зашуганный голос. Эд срочно подчинился. Почва недоверчиво обнюхала дары и брезгливо отмахнулась, как император, которому пытаются подарить обмусоленный пирожок.
- Скажи ей: твой отец – мой отец! И дай волос! – исправил кто-то, голос его был одновременно нигде и везде, ударяясь стальным молотком об ухо.
Эл взбесился. Не придется ли ему под конец парада залысину воском мазать, чтоб мухи соскальзывали, но подчинился слепому совету. Земля задумчиво утихла, размышляя, не собирается ли Эд посадить в нее противные кактусы. Все же подарок был дважды обнюхан и с отмашкой проглочен.
- Эй! А права потребителя! Играй честно, булыжник! – взъелся Эд, обнаружив, что его пытаются нагло надуть. Земля пожалованным пинком вышвырнула пленника, почувствовав себя использованным матрасом. Хруст листвы не стихал и карабкался в разбухшие перепонки.
- Ты где? Да-да, ты! Зачем помог?! Да есть здесь хоть кто-то не хрустящий!! – надулся парень. Осенние клочки оскорбились и располосовали нахалу лоб обстриженным сохшим ногтем.
- Да где ты! Выходи, пока я добрый!
- Я здесь. Ай! Ай! Сгреби ногу, горбатый тюфяк! – в сущем гневе рявкнул голос . Эд с циклопным прищуром разглядел карликового спасителя и проглотил тяжелый клубок стыда.
- Так это ты, героическая козявка? – оторопел он, ковыряя пальцев прилипший лист.
- Сам такой! Что, раз с шваберными габаритами, можно плеваться сверху вниз!? Ты мне должен, горбатый!
Эду не понравилось, что его величают горбатым, воинственную козявку впечатали с недюжинной обидой в пятку.
- Но-но! Горбунок! Тише!!! Если другие услышат, меня разорвут!
Эд по-кошачьи умилился.
- Кто? Оголодавшие тушканчики?
Теперь можно покрутить тузы и надавить на мозоль врагу.
- Ну, утихни же! Как ты вообще обращаешься со спасителем! – надул зеленое пузико лист.
Эд не увидел в мольбе благой выгоды, но все же прихлопнул зубную лавочку.
- Зачем ты мне помог? - ухватил он первое слово и отодрал затоптанного героя от пятки.
- Причины добрых дел спрашивают те, кто их не совершает.
Глаза Эдварда поспешили выпучиться: впервые его поучает зеленый огрызок.
- А почему ты не кружишь со всеми?
- Я еще зелен, мой горбатый друг, слишком зелен! Впрочем, ты от меня недалеко упал! А, ты про этих приговоренных?
- Приговоренных? - не понял Эд.
- Эти глупцы танцуют прощальное танго смерти. После поклона они навсегда отправятся за кулисы. Взойдет жадное солнце и выпьет их до глубокого дна. Прости их, они говорят тебе то, что не успели сказать при жизни.
- Танец смерти, говоришь? А разве они уже не мертвы? Ведь дерево сбросило их, как старую одежду.- не врубился Эд и принялся карябать краешек листа.
=========

===========Глава 8============================================================
==========Некро-вахмистр, по совместительству - врач=======================
Зловонная больничная каша стыла на тумбе. Глаза слезились от ядовито-белых стен.Ноздри неприятно щекотил спиртово-гнойный аромат больницы.
- Поесть не помешает - решил Эдвард первым делом и зачерпнул алюминиевой ложкой кашу. Больничное варево не лезло в горло и вызвало рвотный рефлекс.
- Не понял, не вкусно, что ли, сынок? - брякнул кто-то у двери. Эд с натяжением каната протолкнул кашу в желудок - Кто тут!? - и выдохнул с облегчением. Опираясь на дверь, незнакомец баловался скальпелем и ехидно разглядывал Эдварда.
- Руки, ноги, голова, глаз косит, губы виснут. - оценил он, - Ну, да! Обычный гомосапиенс! - и откусил кусочек скальпеля. - Хочешь? - поделился он, протягивая железку.
- Ты кто!? - возмутился Эдвард.
Незнакомец сколол зуб о скальпель - Стопроцентное железо! Тьфу! Позор! - и обиженно хмыкнул. С виду небритый дедок с мохнатыми седыми бакенбардами, в белом халате. Обычный, вобщем, человек, если не считать, что каждые семь секунд он ковырял скальпелем в зубах и дико дивился, когда из зубного тонелля
прибор возвращался погнутый и разжованный.
- Чего бушуем-то, сынок? Свой я, свой.
Эд понял, что это доктор, - А чего я в больнице? - уныло спросил он. Доктор скрутил скальпель в трубочку, - Чи в морге хотел очухаться? Смешной, дитина! - и деликатно разлохматил усы. Лицо у него было ни сколько простое, сколько наглоглазое. Борода торчала как жучиный ус.
- А кто меня сюда приволок? - продожил эд с вопросами и уставился на ножницы, которые старик продезенфицировал и приготовил к употреблению.
- Я-то, сынок, и приволок! Мало весу,ох и тощий ты, як чахлык немрущий!Гляжу - экая бяка валяется! Мы-то тебя, тощенького, на горб и до сюдово!Дьякую, шо спросил!
Эд не собирался его благодарить. Не твой - не трожь! Не просили тащить - не тащи!Ну валяется в запретной зоне человек, и что? Чеши свой дорогой! Может, ему придремать захотелось?
- У меня глаза болят и спина ноет. Меня оперировали? - с напором пробормотал он. Дедуля тем временем предпологал, не застрянет ли в глотке строительный винт, который он нашел на дороге.Облизнулся -
- Оне-оне самые и ковыряли, сынок, - и старательно измолотил колечко ножниц.
- Оперировали, значит. - пригорюнился Эдвард. Дедуля ободряюще заулыбался, - Да ты не боись, сынуля! Пупку-то в лоб не зашили и добро! Полюбился ты мне. Зелен, гляжу. Я-то тебя в охапку и сгреб! А эти-то белые подлатали чуток и усе! - и гаденько хихикнул.
"И чего меня подобрал этот черт лохматый! Лучше б я там валялся и по сей час!",- подумал Эд.
Старик поперхнулся строительным болтом. Сдавленно разорился, - Извольте-с, барин, як не девой уродился! Не могу я вот так воть человека бросить! - и прокашлялся под четкими ударами в грудь. Болт проскользнул в желудок, - Фу-у-у-у-х! На сей раз пронесло! - выдохнуд старик. Эдвард прикусил щеку и выпучил на старика встревоженные глаза. "Он что, мысли слышит!!? Старый пердун...", - невольно думал Эд.
Дедок усмехнулся, - Баще всех гадалок слышу, сынуля! Я-то воть и старый, да только, роднулик, не тот, кем ты меня обмазал!- выпотрошил он возмущение и с завидной ловкостью сгрыз иглу от шприца. Халат его служил бездонным складом железа. Сколько бы дедуля не доставал врачебного металолома, тот все не кончался. Эд испытывающе умолк. Веки не первой свежести как мокрый тюлень настилались на глаза старичка. Наглющие, дерзкие, явно знающие о тебе что-то гадкое. Эд подумал, что больше ничего не должен думать, - Вы телепат? - осторожно уточнил он и подмял худосощное дешевое одеяло под себя. Дедок ухмыльнулся, - Ага-сь! И телепат, и телепорт, и космонафт в одном флаконе, сынок!- и выждал ошеломленный взгляд Эдварда, чтоб над ним подсмеяться.
- Чи, не веришь?
- Ясень пень, не верю!
Дед замотал головой, - А кто не верит, хай проверит! - с вызовом заявил он.
- Это Вы мне?
- Тебе, сынуля, тебе, родненький!
Эдварду начинал докучать болтливый старикан, который вился вокруг кровати и хрустел железом, как печеньем. - Вы смеётесь? Как я проверю!?
Доктор заупрямился, - Як! Як! Чи ты не знавал, шо зорок глаз иной случай и у человека!? - и всем своим видом принялся подталкивать Эда что-то совершить.
- Катись отсюда, дед! Достал ты меня своими акцентами и фокусами!!! - не выдержал Ксенон.
Больничная крепость последоватеьно всполшилась. Медсестры замотались по коридорам, сладкая парочка высмеяно драпанула из ординаторской, пациенты заохали.
Больница была огромным антибактериальным ящиком в пыльном городе. Там, за его пределами, шумели и сверкали оконными глазами людские улья, мельтешили фарами машины, люди проживали очередной кусок своей жизни. Проходя мимо больницы, они мило беседовали со своими друзьями и даже и подумать не могли, что, возможно, за этими вот стенами допивает едкую каплю жизни больной раком человек. Какие-то стены, кирпчики, камушки отделяли здорового человека от умирающего. Скрыто - не значит не существует! Некоторые прохожие краем уха слышали, как какая-то женщина навзрыд разбирается с врачом, который не спас ее умирающую бабушку. "Так и должно быть, - думали люди, - Старость забрала. Все честно. Неизбежно. Чего рыдать?". Стены больницы были как вакуум, отделяющий якобы чистого от якобы зараженного. И никто из проходящих даже не задумался, что может быть наоборот.
Доктор сжал в смятку железную пластину, найденную в кармане, - Ну, что ж ты, милок, дуру гонишь-с! Я-то хоть и старый, но шибко всезнающий! Як ты ж на цвинтаре очутился, як ты с трупом бийку устроил! Усе знаю! Все прочел в твоей голове, сынок! Не обманешь!- взмахнул он пластиной.
Эдвард вытаращил на него ясно-янтарные глаза. Ничего себе, дедуся! И правда чтоли, экстрасенс!? В комнате провисла пауза. Ксенон ковырял больничный паек и мимолетом бросал на доктора шпионющий взгляд. На самом же деле он вспоминал, куда запрятал кухонный нож Шнейда. Старик казался ему непредсказуемым. Доктор же с правым видом выжидал, когда мальчишка созреет для коренного вопроса.
- Ну-с, сыночек? - протянул дед, - Авось, хочешь разузнать, шо это-ть трупы оживають? - и прошагал вдоль комнаты с важной гримассой.
"Опять мои мысли смотрел, зараза!", - обозлился Эд.
- Ага-сь! Так-то оно и есть! Обратно смотрел, признаюсь! Так чего, сынуля, будем, али не будем кривду правдой выбивать?
"Тебя б старый пень выбить дубинами!".
Эд прищурился, - Почему труп ожил? Выкладывай, дед! - и залепил доктору больничный черпальник. Дед за секунду прицелил зрачки, которые так сузились, что казалось они и вовсе исчезнут, сделав глаза тупыми и безжизненными. Черпальник был хищно пойман зубами и с благодарность проглочен. - Дьякую! - ожил дедок и осклабился, осветив железную полосу зубов, - Хочешь знать, значит. Чему быть, того не миновать! Ну-с, добро. Кто оживил труп, говоришь? Во-первых, это был, милок, не труп!
- Неужели живой? - встрепенулся Эд и затолкал припрятанный ножик глубже в подушку.
- Это редививум, тугой ты мальчишка! Не понимаю, как ты можешь-с сего не знать! Тебя с рождения ведь обучали, разве не так? - хитро пробормотал старик. Ветхий его образ становился плотнее и наступающе. Он уже не уточнял, а констатировал упущенный факт.
- Редививум?.. Что такое редививум?
Доктор подавился железной цепью, которую усердно открыз от сумки Эда, пока тот спал, - Теперь изжога будэ! Ох, не добро! - и за не проглоченный краешек выковырял цепь обратно наружу. Эд скривился. - Я тебе говорю, не можешь-с ты сего не знать! Просто чудь какая-то... - сплюнул он в мусорку и облизнулся,
заметив, что та из железа. "Пока он мне растолкует, всю комнату сожрет! Счастье, что я не робот", - утешил себя Эд и с состраданием, с каким врач смотрит на больного болезнью Альц-Геймера, уверил дедка, что ничего не знает.
- Редививум, - начал дед, - это возрожденное человеком существо, но на короткий срок. Это посыльный с того света, сынуля.
- Человек не может возрождать людей!!!
- Ну разумеется, не можеть! А вот использовать тело для передачи сообщения вполне! Понимаешь, душа моя, вот допустим знавал человек что-то при жизни, а однажды взял никого не предупредил да помер. Вот его на время и воскрешают, если конечно тело пригодно еще. Редививум тебе сказал чего-то?
Эдвард решил скрыть карты, - Эм..ну...нет, вроде!-солгал он.
- Неть? Тогда, быть может-с, показал чего?
- Нет.
- Воть ты беда! Кто ж это-ть тебя воспитывал-то!? Старших за нос мотать-с не добро, сынуля! Для твоего ж блага усердствую, дурень ты окаянный!
- Ну он, - замямил Эдвард, - сказал что-то вроде послания...
Доктор выронил пружину от кровати, - Послание!? Ты его запомнил? - и ткнул пальцем себе в лоб, уверяя, что только конченый "дурень" мог не запомнить.
- Что-то типа: неволи наследник... изменник...проклятие отца...и еще какая-то блажь.
- Дурно, батько, дурно... - старик свел брови в одну, - ты перестарался, - и прыснул в Эда обвиняющий взгляд.
- Я перестарался!? - не врубился Эд.
- Да не я ж! А кто по-твоему редививума склеил?
- Кто?
- Хто-хто!!! Ты, милок, кто ж еще!
Эдвард схватился за нож. Дешевое одеяло раздулось как парус и хлынуло на старика, накрыв его с головой как сырой блин. Дедок забарахтал руками и принялся расшибаться о стены. Он был похож на обезумевшего лесного лешия, который бьется с радости о дубы. С дикими воплями непорядочное одеяло было уничтожено. Разлохмаченный как сосновая опушка, дедок оскорбленно ринулся к кровати. К несчастью его, та была пуста. Что-то тонкое и холодное, как язык ящерицы, облизнуло старческую шею. Дедок опрометчиво скосил глаз.
- Вай-вай! Сдаюся! Ты чего творишь-то, дуралей! Не драться ж я пришел сюды-ть! - взмолился дед и отодвинул толстым пальцем лезвия ножа, которое Эд пристроил к его горлу.
- Говори, деревенский придурок!! Как я мог труп оживить!!? Как? - Эд не деликатно интересовался, он ревел как бормашина и не смущался своего поступка.
- Як! як! С помощью крестика! Красненького такого-с, с фантомом внутри!
Эд ослабил хватку, - С фантомом?, - и вспомнил, что в кармане обнаружил тот самый крест, некий был у полковника.
- Сущая правда, с фантомом! те крестички - причиндалы некро-вахмистров!
- Кто такие?!
- Некро-вахмистры - это, сынуля, те и есть, кто с помощью креста, в который заключен фантом умершего человека, на время воскрешают его, дабы чего узнать!
- А какое к этому Я имею отношение!?
- Ты, сынок, и пожелал узнать свое будущее!
Эд оцепенел, - Я?! - и выпустил старечка из-под натиска наточенного для рубки мяса ножа. Дедок откашлялся, сплюнул жидкое железо вместо слюны и с родительским укором уставился на Эда. Тот пребывал в раздумьях, когда ж это он пожелал узнать будущее.
- Как это все понимать, хрыч! Выкладывай, а то зарежу! - пригрозил Эд тесаком. Старик облизнулся, показав синий язык, - Посуди, милок, сам-то. Ты хотел получить собщение ввиде своего будущего, это раз. У тебя был крестик с фантомом, это два-с, ты приплел печать-с, это три! Воть тебе и уся мозайка сложилась! то-то редививум и родился!
Эду захотелось его придушить, - Какая такая печать!!?..- с паническим восторгом выорался он.
Дед шагнул навстречу.
- А ты чи не ведаешь?
- Стоять, сельский петух! Зарежу!
- Стою-стою. Печать-то она у тебя должна быть.
"Это я что? Поневоле человека с того света потревожил?", - подумал Эд.

"Это я что? Поневоле человека с того света потревожил?", - подумал Эд.
- Оно-то и так!
- Не лезь в мою голову! Где печать?
Дед невинно разгоготался, - А ты выгляни в окно..., - и толстым пальцем указал на раму.
- Обманешь - труп! Понял?! - сделал выпад ножом Эд и крадучись поплелся к окну. Рама приветливо щелкнула. Свежий воздух вперемежку с выхлопами машин ворвался в палату. Запах рассказывал, как дела у вечернего города. Люди, мол, еще живут, машины колесят, огни сверкают... Эдвард оглядел копошащееся внизу жучиное племя. Стало тоскливо. Зачем живем - не знаем, но себя от скотины отличать научились!
- А теперь, - вмешался дед, - зажмурь глаза и посмотри на что-нибудь. Так - невзначай!
Эд послушался и зажмурился. В мыслях промелькнули какие-то голоса. Вот рев полковника, вот его собственный хиловатый голос, какой-то незнакомый смех. Все звуки скатывались в один, как мелкие камушки со склона. Копились, бренчали, давили на уши. Эд отвергающе приказал всем заткнуться. Разум утих, не донося отзвуков прошлого.
- И что?! - в нетерпении уперся Эд.
- Открывай, да только не шугайся!
Эд привычно распахнул веки, как делает это каждое утро. Небо все так же гнало сизые тучки по длинной синей тропе, толкая опаздывающих ветром. Луна неприлично пялилась круглым сырным глазом. Дома показались Эдварду пультами от телевизора, где желтые окна играли роль кнопочек. Все было как всегда, только дранная бродячая кошка диким мявом орала на весь район.
Эд сжал тесак, - Ты надо мной издеваешься, старый пердун! - и тонко намекнул дедку, что зашивать того будут долго и мучительно. "Старый пердун" с умным видом директора мясокомбината расхаживал по палате, выискивая чего бы зажевать. Зубы его казались рубцами новенькой бензопилы.
- Терпение, роднуля, ишо чуток!- задобрил он.
Эд почувствовал, как в левом глазу что-то шевелится и вопросительно вякнул. Зрачки глаз пульсировали мелкой дробью, то сужаясь, то расширяясь как у дикой рыси. Левый зрачок коснулся янтарного ореола и растворился в нем, сделавшись концентрированной точкой. Эдварду казалось, что глаза сейчас вылезут наружу и лопнут как розовый жвачный пузырь, - Что ты сделал, охламон!!- кинулся Эдвард, - Что с моими глазами!!? - и попер тесаком на старика, который любезно улыбался и норовил отгрызть здоровенный болт от больничной койки. С опухшими глазами Ксенон мотался по комнате и в полнейшей слепоте пытался ласково погладить дедка тесаком. "Мимо! Хе-хе! Мимо! Левее! Правее! Вляпался!", - до слез реготал старик и наворачивал круги по комнате. "Учти, пердун! Если я тебя не догоню, догонит мой тесак!", - готовил его к смерти Эдвард.
Приступ понемногу отступал, возвращая Эду зрение. Вена на виске тонкой веточкой стягивала кожу. Эд открыл намозоленные глаза. Зрачки умеренно дрожали, будто пытались прицелиться. Розовые жилки подбирались к янтарному ореолу и тут же отползали от него.
- И чего это-ть? Молвишь, никогда так не делал? - вкрадчиво спросил старик.
Эд трясущейся рукой вытер дешевые слезы, - "В ушах звенит, в голове стадо боровов пробежало, глаза на затылок лезут", - и сглотнул подступившую слюну.
"Мальчишка и правда не некро-вахмистр", - понял дедок.
- Выгляни-ка, милок, в окно, - бодрым тоном наставил он.
Эд снова послушался. Тесак для него сейчас был тяжел, как 50-ти килограммовая гиря. Окно умоляюще скрипнуло, когда Эд провис на нем и едва не перевернулся. Холодный ветер отрезвил разум.
- Ну-с, дуралей, чего видишь?
- ..К..Космос?..Вижу?.. - не врубился Эд, - Белые шарики, - и помассировал вески.
Он воззревал с высот 6-го этажа на копошащийся муравейник людей. В груди у каждого мягким пламенем пунцовел шар. Эд рьяно прищурился. Вокруг центрального шарика, самого яркого и вздрагивающего, по орбитам кружили более мелкие, более тусклые. В каждом человеке Эд обнаружил Солнечную систему, где планеты послушно движутся вокруг отца-Солнца. Однако не у всех прохожих шарик был светел. У кого-то внутри перегнивал сгусток черной глины, у кого-то пустая шаровая молния колесила из стороны в сторону, а некоторые были даже половинчатыми и напоминали яблочный огрызок.
- Больно... – взмолился Эд и посмотрел на доктора глазами недужной совы. В груди у дедка переливался тугой сгусток платины, вокруг которого мотылялись осколки. Голова Эда отказывалась смирно стоять на посту и падала то к правому плечу, то к левому. Сознание Эдварда путалось в непонятках, как в лианах. Показать ему, неумелому и неопытному, да чего там! - обычному человеку, зрение некро-вахмистра, это как уверить собаку, что та в силах вспорхнуть птицей, сбросить ее с 10 этажа, и крайне удивиться, поняв, что минимум не получилось, а кровавую лепешку проще закрасить, чем отодрать.
Эд обнял кухонное рубило. В зеркальном отражении ножа на него бездумно выпучились пустые глазницы, и Эд в ужасе отправил тесак в полет.
Доктор уныло хмыкнул, - Усе, детинца, хватит тебе-с! Молод, як молод! Вижу, не знавал ты еще! - и отодрал от пола торчащий рукоятью тесак. Зрачки Эдварда расплылись в ореоле и приняли обычную форму.
- Что это были за шары внутри людей? - не выдержал Эд, - Откуда они? - и вытер ладонью набухшую слезу.
- Оне-то? Як что?! Это души людей! Но вернее молвить - идеи.
- Бельмо в моем глазу - это Ваша хваленая печать?
- Она-то самая и есть, сынуля!
- Откуда она у меня?
- Ну-с потеха! Як откуда? Кто тебе крест дал?
Эдвард зажевал слова, - нашел..- слукавил он.
Дедок нахмурился. Запас его железного пайка был исчерпан, а вместе с ним и настроение.
- Поди сюды-ть.
Эд отрывками подкрался и с опаской пронаблюдал, как доктор достает из переднего кармана врачебный фонарик.
- Открой глаза пошире, - буркнул доктор и, выждав, когда Ксенон изволит послушаться, прыснул едким светом ему в глаз. Эд ойкнул.
- Что там? - встревожился он.
- Так-с, так-с...Это в норме...се в норме, - бормотал что-то свое старик, - а вот с катарактой шутить не добро! Чи ослепнешь, чи не ослепнешь...
Эд переполошился, сейчас ему для полного счастья в дурдоме не хватало только ослепнуть и стать Вангой.
- Ослепну?!
- Сейчас нет.
- Что значит "сейчас нет"?
- А то, сынок, и значит, шо от случая к случаю, - врач прибрал фонарик, предварительно облизнувшись. Эдвард почти до деталей уловил его оборзевшие, тускло-болотные глаза. В них тухла в замшелом спокойствие какая-то должная второстепенность к благодарности. Что-то вроде: не покривишь сердцем, дашь бедняку целую тысячу, а он зажравшись, гавкнет, что ты такой-сякой дал ему старую, мятую купюру!
- Не знаю я, милок, откуда у тебя зрение некро-вахмистра, но все это не к бобру..тьфу ты! – добру! Принцип создания редививума заключается в триаде: печать + крест с фантомом умершего + желание получить информацию = редививум. Но, мальчик мой, за все есть своя плата!
- И что со мной будет, - жалобно оглянулся на него Эд. Причудливое его мышление уже глубоко захлебывалось в воображаемых последствиях. Первое, что он предположил, что одним прекрасным утром ему на голову свалится строительный блок.
- Не знаю я, сынуля. Ты ж не по своей воле, но по не знанию. Плата она смертью никогда не приходит, скорее - долговой отработкой! Да-да, сынуль, халявы нет по определению! Но некро-зрением баще не пользуйся-с! А то гляди и ослепнешь.
Фантазия Эда утрамбовалась. Лучше грянет слепота, чем могильная плита!
- А что бывает с тем фантомом, который использовали, чтобы получить информацию?
Старик без энтузиазма рассказчика расклеил губы. Захрипел, - Отправляется в пустоту, мальчик мой! Куды ж еще! - и посмотрел на Ксенона взглядом мамы-волчицы, которая не понимает, почему ее волчонок виновато извиняется перед только что распотрошенным зайцем. Путь использованного, как пластиковый стаканчик, фантома старик воспринимал как должное и даже обыденное, вроде поесть или поспать. Ксенон же увидел во всем этом врага народа.
Эд вцепился в халат старика, - Как в пустоту!?? Он же не виновен!? - и втиснул в дедка жадный взгляд.
Доктор молчал.
- Чего молчишь, волхв деревенский! Отвечай! Не то я тебя X-CON-Gramm размажу!
- Вай-вай! Сынуля, не надо! Усе я скажу! Эх, ты чума... Некро-вахмистры используют только те фантомы, которые бродят среди живых и не дают им житья-бытья! Пусти, милок, горло давит!
Чувство справедливости вскипело в Эде пузырями, - Ну дед, конец тебе! - стал искать глазами он брюки, чтобы достать Futuon.
- А воть этого-то, родненький, не советую делать! - насмешливо пригрозил дедок.
- Кончать трындеть загадками!! Выкладывай все и сразу!
- Твоя техника икс конь килограмм...али чего там... противоположна некро-зрению. Может и шарахнуть!
Эдвард устало отбросил старика на кровать.
- Санта-Барбара прям...- выдохнул он, - А сам-то ты кто, дед?
Дед не вставал с кровати и озабоченно сюсюкал медную пуговку, которую потом ссосал как леденец, - Я-то? Я некро-вахмистр и врач по совместительству, - рассекретился он с чувством похвалы, что ему все-таки довелось сегодня обнародовать свое великое звание.
"Сомнительный тип. В морг пускать точно нельзя! А то еще оживит какого-нибудь 100-летнего пенсионера, чтобы узнать у него, что тот ел на завтрак 58 лет назад", - уяснил для себя Эд и кинул очередную характеристику в ментальный сейф.
- А мои глазницы что и, правда, были пустыми? - спохватился он и спешно ощупал веко.
- Нет, милок! Это защитная реакция некро-зрения. Некро-вахмистр может видеть-с идеи других людей, а воть свою-то никак-никак не можеть! Закон! Против Абсолюта не попрешь! Абсолют - это один из основных законов.
Эд твердо решил, что все зеркала надо немедля уничтожить. Сейчас же его теплым шарфиком окутывала мысль о том, как он раскатает дедка тонким слоем по асфальту от Африки до Новой Зеландии. Остудить тлеющий пыл ему помогла меткая струя зловонной воды, прибившая его лицом к оконному стеклу. Мордашка прилипла артистичная, и с соседнего окна кто-то заявил, что подаст в суд за издевательство. Эд внутренне облегчился, что успел закрыть окно, а то летел бы себе с 6-го этажа и пел песенку про Гагарина. Всему виной был недалекий старикан, который возомнил, что сможет прожевать батарею и жадно ее надкусил, чтобы все недостойные знали, что она его и даже близко не смели пастись.
Палата накрылась водяным зонтом. Дедок пытался заткнуть прореху пальцем, но струя свободолюбиво била ему в глаз, превращая белую конуру в водохранилище. Как это предписано "очень важным заведениям", забренчала опоздавшая сирена голосом непрошибаемой офис-леди, настоятельно сообщающая либо покинуть помещение, либо сгореть, утонуть, отравиться ядами, стать жертвами террористов и подорваться на тротиле.
- АРЧИ!!! - со знанием дела упрекнул кто-то за дверью. Вопль был женский и надрывистый.- ТЫ ОПЯТЬ ЗА СТАРОЕ!? - скандалил он.
"Так старика зовут Арчи", - разгадал Эд.
Все, за исключение деда Арчи, повалили к выходу. Больные вдруг отодрали от себя титул больных и здоровым спасательным брасом дернулись из палат. Они искренне считали, что их вот прям сейчас травят потопом, жарят ядами и топят огнем. Тревога как всегда оказалась ложной. Эд, ковыряясь в толпе, слышал как по громкой связи извинился главврач и, забыв ее отключить, наставил тумаков виновному.
- Меня из-за тебя, любимого, премии лишат! Изверг, мародер и бандит!
- Да не я это-ть... шеф, не я! Всё крысы, окаянные, не угомонятся! - оправдывался виноватый.
Больница после томных размышлений вернулась в спиртово-гнойное состояние и пованивала псевдостерильностью. Эда переместили в другую палату, так как в прошлой можно было ходить, только надев три пары рыбацких сапог и галоши сверху. Кухонный тесак Шнейдера таинственным образом исчез и, по догадкам Эда, наверняка, переваривался в бурных водах желудка Арчи.