"Разный Новый год". Читаем, наслаждаемся, голосуем!

Поэзия:
Участник Х - 1 балл
Проза:
участник Y - 2 балла
участник Z - 1 балл

Холодный, теплый новый год.

Я думала, что от страха за тебя не буду чувствовать холод горной речки, а это оказалось не так. От колотящегося возле горла сердца заложило уши, а босые ноги сразу почти закоченели. Проклиная все на свете, не отпускаю твою руку, реву и понимаю, что нет сил.
- Я тяжелый, не вытащить, спустись вниз по реке, там отмель. – Слышу я твой голос.
Мотаю головой как упрямый пес, ноги сильно замерзли, и почему-то представив, что ты можешь выпустить мою руку, захожу в воду глубже, обхватываю и волоку к берегу, падаю на колени и тащу снова. Спешу, пока ноги не свело судорогой как у тебя.

На берегу костер, ты его сделал еще до рыбалки, а я заботливо подкладывала последний час дрова и готовила, все-таки первый новый год в таком романтичном месте, пока не увидела, что лодка пошла ко дну.
- Ноги, ноги свело судорогой. – Шепчешь ты посиневшими губами.
Мокрая одежда, кажется, сделана из ледяного свинца. Надо согреться, нужно согреться, цепляюсь за мысль, чтобы не зареветь снова. Нахожу в вещах спальник, стаскиваю с тебя штаны, а вот замок на куртке замершими пальцами расстегнуть не удается, пытаюсь зубами, и это не получается. Растираю пальцы и снова стараюсь, пока не выходит. Раздев полностью затаскиваю в спальник и, на манер поклажи, дотаскиваю до костра. Заставляю себя развесить одежду хоть как то, закидываю в костер больше дров, и, раздевшись, залезаю в спальник. Прижимаюсь грудью к твоей спине, проваливаясь через некоторое время или в сон или в беспамятство. Последнее о чем я думаю так это о том, что выронила твой подарок на берегу реки.

- Скажи, а как долго нужно согреваться подобным образом и можем ли мы по инструкции спасения, поменяться местами? - Я просыпаюсь даже не от твоего голоса, но и от него тоже, а от того, что ты целуешь кончики моих пальцев.
- Ты как? Костер не потух? Мы не загорелись от его искр? – Еще не проснувшись, бормочу страхи городского жителя скороговоркой.
- Ты у меня самая смелая, а я олух царя небесного, надо ж так на острый камень на крутом берегу напороться. – Говоришь ты, пытаясь повернуться ко мне лицом.
-Нет, даже не думай! Лежи так! Я не знаю сколько так греть надо, а телефон в метрах ста, наверное, и википедии тут нет. – Сопротивляюсь я, хотя скорее просто боюсь посмотреть тебе в глаза.
- Ты знаешь, в месте где я родился уже новый год наверное начался, - ты обнимаешь мои руки,- а я пытаюсь опять не расплакаться. – там тоже есть горные речки, но они меня миловали, а эта решила проверить. Мама любила напевать песни, одна из них была про горного духа, которого спасла девушка, не побоявшись войти в воду полную ледяных иголок. Мне тоже хотелось такой любви.
- Я бы твоей маме не понравилась, - вздыхаю я, уткнувшись носом в шевелюру волос. – Речке твой подарок отдала, ее кольцо обручальное, которое ты мне подарил утром.
Ты молчишь. Треск костра еле слышно. Я стараюсь вспомнить, где именно уронила кольцо, ругая себя за то, что так любовалась камнем в свете костра, не нужно было принимать такой дорогой подарок.
-Не ищи его.- Ты говоришь так, как будто подслушиваешь мои мысли.- Считай это обменом. Все-таки как не погляди я парень хоть куда, смотри-ка и речка согласна быть моей женой, хорошо, что выторговала.
Ты смеешься и поворачиваешься лицом ко мне.
- Знаешь, - говоришь ты, целуя меня, - это самый теплый новый год в моей жизни.

Новый год, который где-то рядом…

Новый год, чем дальше, тем, кажется, более ленив – приходит нехотя и чуть не в последний момент. Приходится вглядываться, ожидая его – то в пушистые хлопья парящего снега; то в сиреневые небеса, стекающие к горизонту тёмно-фиолетовым – совсем как фиалки на подоконнике… Искать среди ежиной семьи голых кустов, рядком перебегающих искристую нетронутую гладь… Вслушиваться в подножный скрип… Замерев на бегу, вдыхать медленно и глубоко морозный воздух… Жечь ладонь пригоршней мягкого пламени… Чувствовать его потаённое присутствие… Прикасаться к его глубокому волшебству…
Люди вокруг начинают потихоньку готовиться к ритуалу – вывешивают колкие жертвенные ветви, драгоценные в своей исключительности – им одним удалось сохранить изумрудную зелень в этом всеобщем нарастающем монохроме… Ярко и звонко украшенные, они притягивают праздник…
Дети, чуткие к такого рода явлениям, первыми завидев Новогодний Дух, радуются и начинают вести отсчёт до того мгновения, когда наконец расслоится пространство-время и он ворвется к нам, осыпая всех вокруг дарами и подарками, как фейерверком!
Подарки… Конечно, каждый любимый ребёнок получит их…
А что же с дарами?.. Мы, взрослые, погрязшие в суете, не находящие времени, чтобы переживать нечто подобное… удостоимся ли мы?..
Давайте закроем глаза… Давайте успокоим дыхание… Давайте прислушаемся… Где-то внутри нас есть ребёнок, способный запросто поздороваться с Дедушкой Морозом! Это наш дар – способность ощутить счастье здесь и сейчас, зацепить этим счастьем тех, кто рядом с нами – наших рядных… наших родных… наш род – от тех, кто ещё является нашей частью, до тех, кто нашей частью уже не является…
Поэтому, пока есть ещё время, ищите своего внутреннего ребёнка и будьте счастливы!
С наступающим Новым годом!

Снежная королева рассыпала серебристую пыль по бульварам. Блестящую и холодную. Её дыхание скользило по окнам, рисуя на стеклах кружевное пламя зимы. Я облокотилась на подоконник и глядела на куртки прохожих, теребимые морозным ветром. Я снова простудилась. Прикасаясь к теплому шарфу, окутывавшему шею, я вновь почувствовала, как болит горло.
– У тебя только спал жар. Возвращайся в постель. – Слышу я голос за спиной.
– Да, бабушка... – ответила я, глядя, как она входит с лекарствами и кружкой кипятка.
Я забралась под одеяло, взяв с тумбочки учебник по алгебре. Я переживала, что из-за болезни не смогу хорошо написать итоговую контрольную. А ведь уже в следующем году вступительные экзамены...
Секундная стрелка часов равномерно постукивала, вторгаясь во владения тишины. Чернила на страницах понемногу расплывались в моих глазах. Я перевернулась на бок. Боль мальм шагом прошлась по суставам и холодом застыла на кончиках пальцев. Меня начало знобить. Почему так не везет? Ненавижу болеть.
Ничего не запомнив из прочитанного, я поднялась и подошла к полке. Я поставила учебник, проведя пальцами по корешкам книг. Грузная тень вырисовалась за томами. Там затерялся какой-то предмет. Я нырнула вглубь, пытаясь узнать, что же нарушает порядок. В руках оказалась старая коробка из-под печенья. Как она здесь очутилась? Я ведь убирала в комнате, перед тем как простыла. Наверное, это братик закинул её ко мне, играя. Ох уж, маленький проказник.
Взявшись за ручку двери, – какая же она холодная – я вышла из комнаты. Побыстрее выброшу коробку, и вернусь в постель. Ноги ступали небольшими шагами, шлёпая тапками по полу. Все тело била дрожь, подгоняя кровь к пылающим щекам. Я услышала шорох, как будто возле ушей зашелестела фольга. Что это? Со стен на меня глядели только сверкающие гирлянды. Наверно, показалось...
Ой! Я вздрогнула, и из коробки посыпалось множество оберток от конфет. Разноцветных и блестящих. Разлетаясь карамельными бликами, они кружились вокруг меня, словно звали танцевать вместе. Как во сне... Перестав чувствовать землю, я свободно вдохнула радужное тепло. Мне так легко, хоть я и не умею летать...
– Нас подожгла волшебная искра бенгальского огня!
Что? Кто это сказал? Обернувшись, я увидела улыбающиеся глаза брата. Этот карапуз, обеими руками держал громадного плюшевого медведя.
– Смотри, какой классный! – воскликнул он, сжимая пальчиками свое сокровище.
– Это тебе бабушка подарила? – спросила я, роняя коробку из рук, когда мальчик вплотную приблизился ко мне.
Он покачал головой.
– Не-а. Снежная королева! Она такая добрая!
– Глупый, Снежной королевы не существует.
– Неправда! Если бы её не было, кто бы мне его дал?!
– Ладно, иди к себе. – оборвала я его.
– А ты со мной не поиграешь? – воскликнул малыш, протягивая медведя.
– Взрослая я, чтобы в игрушки играть.
Я замахала руками, пытаясь отгородиться от него, но случайно, коснулась лапки. Будто, волна из чарующих флюидов прошла сквозь пальцы и брызнула на виски. Чья-то кисточка смазала цвета перед глазами. Кто-то затормошил стены. Что происходит? Сделав шаг, я не ощутила пола. Подхваченная золотистым сиянием, я полетела вниз. Что со мной? Я падала неведомо куда, словно снежинка, уносимая ветром. Но мне не было страшно...
Я приземлилась на мягкое облако. Маленькая, как эльф из сказки. Проведя по нему ладонью, я почувствовала прикосновение плюшевой ткани. Как дивный сон, окутавший колыбель. Я огляделась и заметила, что из неё поднимались пушистые нитки. Так близко, что я могла пощупать каждую ворсинку, из которых они состояли. Интересно, эта мохнатая лапа может укрыть от шторма? Она щекотала мою щеку. Мягкая и бархатистая. Когда-то давно, похожими нитками я шила платья любимой кукле. Она сияла мне большими синими глазами и всегда украшала комнату улыбкой. Даже когда я возвращалась со школы с “двойками” в дневнике и разбитыми коленками. Тогда она тоже улыбалась. Ей очень нравилось носить яркие платья. Поэтому, я часто шила для неё, отрезая материал от гардин и простынь. Я строчила швы, как умела, гуляя иголкой по ткани. Острая, она блестела под светом лампы. Я поднесла её к глазам. До чего же похожа на елочную. Я укололась, неудачно повиснув на ветке. Сверкая, колючая зелень обняла меня. Я прыгнула на большой стеклянный шар. Алый и блестящий. Зажмурившись, я вдохнула густой запах хвои и кисло-сладкий аромат апельсин. Возле ёлки топала пара детских ножек. Маленькая девочка. Маленькая я! Она смеялась, хватая ручками воздух.
– Не улетайте! – ярко звенел её голосок.
Я пригляделась. Она ведь одна в комнате? Нет! Что это за сияние окружает её? Я снова слышу шелест. Девочка продолжала кружиться, утопая в россыпи золотых звезд. Она нырнула под ёлку и достала охапку шоколадных конфет.
– Спасибо! – её губы растянулись в улыбке.
Она старательно складывала обертки в пустую коробку из-под печенья.
– А теперь поиграйте со мной! – сказала она блестящему огоньку, кружившемуся вокруг. Огонек затрепетал полупрозрачными крылышками.
– Конечно! – прозвучало в ответ.
Это была фея. Самая настоящая фея. Точно слетевшая со страниц книг. Возможно ли такое?
– Вот здорово! – эхом раздался голос брата. Ступеньки уносили его вниз по лестнице.
– Погоди! – протягивая ладонь, я бросилась за ним.
Выйдя из дома, я утонула в объятиях морозного ветра. Мир вокруг залился белизной. Малыш, прыгая в сугробы, мчался по двору, глядя в прозрачную ночь. Снежная королева парила в небе, сжимая в руках букет серебряных роз. Нежно улыбаясь, она снова делала подарок спящему городу. Воздушным поцелуем, она рассыпала хрустальные лепестки. Белоснежные, они таяли на моих теплых ладонях...
С рождения нас окружает множество фей. Малыши могут видеть их, и играть с ними. Но, когда дети взрослеют, феи умирают.
Прозрачная капля замерла на коже...
Правда, что после смерти, ты превращаешь их в снежинки?
Капля высохла, не оставив следа.
Откуда этот снег? Ответь мне, Снежная королева!..

Волнуясь, что брат замерзнет, я взяла его за руку и повела домой.
– Бабушка, я тут уронила коробку, ты не находила ее?
Старушка отрицательно покачала головой.
Быть не может. Исчезла? Возвращаясь к себе, все что я увидела – это одинокий обрывок фольги, забившийся между половицами. Он медленно растворялся, даже не попрощавшись со мной. Я вошла, закрыв дверь. Стены спрятались в полумраке. Я открыла окно. Пронзительный ветер ворвался в комнату, сорвав с шеи шарф. Стекла задрожали. Горло сдавило.
– Снежная королева! – закричала я, перегнувшись с окна. – Я не хочу забывать детство, не хочу, чтобы феи исчезали!
В ответ, лишь сквозняк насвистывал холодную песню. Дрожа, я сползла на пол.
– Если они неизбежно должны стать снежинками, то хотя бы... хотя бы сохрани их для меня... А я уже никогда не забуду, что когда-то эти ледышки были моими дорогими феями.
Больше, я не могла обронить ни слова. Я сорвала голос...

***
Возвращаясь со школы, я заглянула в сувенирную лавку. Мой взгляд остановился на снежных шарах.

Ангел

Только вчера общежитие напоминало пчелиный улей: жизнь кипела в каждой комнате, на кухне и даже на лестничных пролётах, новогоднее настроение лезло из всех щелей, напоминая о шумной вечеринке накануне, а страсти начали утихать лишь к вечеру. Постепенно этажи пустели, и коридоры всё дольше оставались в тиши. Студенты и педагоги собирали сумки, готовили подарки, оставляя в опустевших комнатах лёгкий праздничный шлейф и всё слабеющее тепло своего присутствия, зная, что возвращаться придётся в уже охладевшую, но всё ещё сохранившую домашний уют, обитель. Все покидали свои временные пристанища, чтобы встретить Новый год в кругу семьи, рядом с близкими и родными.
Все, кроме неё. Сегодня уехала и лучшая подруга. Аня, маленькая и шумная, везде сующая свой кнопочный носик, перед отъездом подарила ей забавного плюшевого медвежонка. Это было так неожиданно и так приятно! Однако в ответ Олеся могла подарить лишь благодарную улыбку и скупое «спасибо».

Прошедшей ночью они, похоже, были единственными студентами в общежитии. В девять вечера они оказались в темноте. Выяснилось, что на время каникул свет отключают. Освещался лишь второй этаж и маленькая коморка консьержки.
Но отсутствие света в компании Ани было только в радость. Где-то в закромах своих ящичков эта проныра нашла свечи. В потёмках они дурачились, как обычно, потом придумывали страшные истории. Ну и конечно вспомнили о парнях. Как же без них.
Потом вдруг оказалось, что все запасы съедены, и на ужин остались только лук с морковью. Забавно, однако: при тусклом освещении нужно было почистить овощи, сбегать вдвоём к умывальнику, который поближе к комнате, загибаясь при этом от смеха, причём дважды, потому что плохо помыли морковь, а потом резать и топать на кухню, такую же тёмную и безжизненную, как и весь этаж. Это было весело.
Чудом они не спалили долгожданную зажарку, оказавшуюся на удивление ароматной и вкусной. Хлеба, правда, было маловато, но что поделать – студенческая жизнь такая непредсказуемая. Почему-то именно в нужный момент оказывается, что чего-то не хватает. В обычный день, конечно все бегают друг к другу из комнаты в комнату, а то и на другой этаж, но вчера было бежать некуда. Собственно, как и сегодня.

Провожая подругу, Олеся думала о том, что сегодня будет есть. И Аня, словно прочитав мысли, прощаясь, всунула ей в руку немного денег. Как всегда, она снова выручила.
На обратном пути девушка купила хлеб, картошку и сахар. «Вполне себе ничего, - подумала она, - как-нибудь растянем». О том, что она будет делать до приезда кого-нибудь из студентов, старалась не думать, просто откидывая неприятные мысли. «Как-то будет, жизнь покажет» - скажет так себе и забудет.
Когда на улице стемнело и последний житель общежития, не считая Олесю, покинул его, седовласая полноватая вахтерша, обходя этажи, очень удивилась, обнаружив девушку:
- Ты чего домой не поехала?
- Ничего, - краснея, неохотно ответила Олеся, - просто так.
- Эх, бедняжка, - Ольга Осиповна ещё немного повздыхала и добавила, - Ты разве не знаешь, что в Новогоднюю ночь никто не остаётся здесь? И свет отключают на всех этажах.
- Да, знаю. Ещё вчера выключали.
- Ну дак и не включат уже числа до третьего или четвертого. Когда учителя начнут возвращаться да студенты, так и включат. Чего ж ты тут делать будешь сама? Неужели и пойти некуда?
- Неа, - опустив голову, грустно произнесла девушка.
- Ох, горе, горе, - причитая, консьержка поковыляла дальше. Равномерный стук клюки сопровождался тихим скрипом деревянных половиц.

Делать было нечего, дело было вечером…
Кое-как Олеся сварила картошку и поужинала. Свеча уже догорала, когда она закуталась в одеяло, думая о том, что же она и в правду будет делать все эти дни.
Кажется, она задремала, потому что не заметила, как потухла свечка. Уже собираясь развернуться к стене и спать дальше, девушка вдруг приподнялась. Сквозь щель под дверью просачивался слабый свет. «Может, это опять Осиповна бродит» - подумала Олеся. Она не стала отворачиваться и просто легла, глядя на эту полоску света.
В конце концов, не выдержала и встала с постели, накинула халат соседки, одиноко висевший на вешалке, и подошла к двери. Приложив ухо, прислушалась. За дверью было очень тихо, но время от времени где-то вдалеке слышался тоненький звук бубенцов. Сначала она решила, что ей просто показалось, но после того, как лёгкие далёкие переливы динь-дилинь повторились еще три раза, с опаской открыла дверь, выглядывая в коридор.
Мягкий, довольно тусклый свет, чуть мерцая, разливался по всему этажу. Олеся прислушалась. Звон колокольчиков шёл из кухни. И чем ближе, тем явственнее слышались странные непонятные звуки.
Она ступала тихо-тихо, боясь спугнуть волшебство. Но когда заглянула в кухню, то ничего не увидела, кроме обычной плиты и большого стола. Хотя нет. Слабое призрачное свечение позволило разглядеть на столе печенье. Все звуки стихли.
Что это? Кто здесь был? Девушка огляделась, потом выглянула в коридор, прошла к лестничному пролёту. Происходило что-то странное. Слабый свет будто растворялся в темноте, что окутала всё пространство вниз по ступеням, продолжая освещать лишь сам этаж, лестничную площадку и кухню. Аккуратно перекинувшись через перила, она убедилась, что там никого нет. Вахтерша, скорее всего, уже сладко спит.


Олеся вернулась на кухню. Печенье так манило, а живот тут же завёл свою песнь голодающего. Немного сомнений, и вот печенье уже во рту, сладкими крошками рассыпалось и стало таять. И было чувство, что вместе с печеньем таяла и она сама.
Всё вокруг помутнело, свет становился всё ярче. В считанные секунды Олеся перекувыркнулась и упала на что-то мягкое. От неожиданности она даже не поняла, куда упала и что вообще произошло. И вдруг…
- Мамочки! – она увидела перед собой маленьких гномиков в нарядах Деда Мороза.
- Чего кричишь? Принца спугнешь! – запищали тоненькими голосками забавные человечки.
- Что? – Олеся смотрела на них, думая, что сошла с ума, - Принца? Какого ещё принца? Вы кто?
- Ну вот… Теперь вопросами посыпала… Лучше бы себя в порядок привела. Волосы нечёсаные, на штанине дырка. Ай-ай-ай!

Олесе стало стыдно. На правом колене её пижамных штанов действительно была дырка.
- Скажите, кто вы? И где я? – тихонько спросила девушка, оглядываясь по сторонам. Вокруг было всё белое, словно вата. И местами среди этой белизны проглядывали тёмно-синие окошки. Ей показалось, что в этих окошках пустота…
- Где неважно, кто неважно, - совсем близко к ней подошёл ещё один маленький Дед Мороз. Голос у него был пониже и сам он, казалось, был постарше остальных. – Ты хотела чуда? Получи и распишись.

С этими словами он протянул ей листок бумаги и ручку. Олеся взяла серебристую ручку и расписалась. В тот же миг снова всё закрутилось, и когда она открыла глаза, то увидела свою комнату.

Сон? Это был сон?!


В окно светило по-утреннему теплое и задорное солнце. Девушка оглядела комнату, но ничего странного не заметила. Всё как всегда. Потянулась и встала с постели. Часы показывали четверть десятого. «Как же хорошо! В Новый год с улыбкой», - подумала она.
Прыгая и кружась, Олеся накинула халат, тот самый, глянула на себя в зеркало, висевшее на стене, и скорчила недовольную мину. На неё уставилась заспанная девчонка с тёмно-серыми синяками от не смытой с вечера косметики, с запутанными грязными тёмно-каштановыми волосами. Да уж, и впрямь срочно нужно приводить себя в порядок. Схватив зубную щётку и пасту, шампунь и полотенце, вышла из комнаты и потопала к умывальнику.

Уже домывая голову, почувствовала жуткий голод. Живот тоже был ужасно возмущён. Намотав на голову тюрбан из полотенца, она довольная пошаркала обратно. Но открывая дверь, чуть не потеряла сознание. Так уж вышло, что при входе в комнату, она почти всегда смотрит вниз. Вот и в этот раз...
Дико вскрикнув от вида больших мужских ботинок прямо на пороге, Олеся сразу закрыла дверь. Постояла так с минуту, переводя дыхание. Ну, какие ещё ботинки? Привиделось, видать. И осторожно, медленно, не дыша, открыла снова. И снова те же ботинки. Но она уже не стала кричать и захлопывать дверь. С опаской подняла голову, снова вскрикнула и снова закрыла дверь.

Что!? Мужчина! Парень! Кто?! Зачем?!
Опять открывается дверь, Олеся смотрит на непрошенного гостя с подозрением, а он в ответ мило улыбается:
- Привет, малыш! – явно получая удовольствие от её растерянности, парень, рассевшийся на чужой кровати, как у себя дома, добродушно посмеивался.

Девушка ещё несколько раз заглядывала в комнату, потом в коридор, потом снова в комнату, будто силясь понять, как он сюда попал.
- Зд… здравствуйте, - наконец, она боязливо вошла, прикрывая дверь, - а Вы к кому?
- Ну, наверное, к тебе, - всё также улыбаясь, ответил гость. Широкоплечий, русоволосый, с красивой улыбкой и весёлыми глазами, он показался ей не таким уж и плохим, как в первые минуты. – Так долго ждал тебя, что чуть не заснул.
- Но я Вас не знаю. Кто Вы? – девушка вдруг вспомнила про дырку на штанине и быстро глянула вниз. Увидев, что халат закрывает прореху, облегчённо выдохнула.
- Я твой Ангел, - пошутил парень.
- Да прям, - улыбнулась Олеся. – А как Вы сюда попали?
- Через окно.
- Ага, - её улыбка стала ещё шире, а глаза засияли изумрудом, - и поэтому поставили обувь у порога.
- Молодец, поймала. Как тебя зовут?
- Ну вот, - буркнула девушка, - ко мне пришёл.
- Я же говорю, что я – Ангел. Меня послали сюда, но как тебя звать, я не знаю.
- Ахах, да-да. Ангел в обычной человеческой одежде!
- Ну ладно, малыш, давай знакомиться и пить чай.
- Чай? – Олеся смущенно опустила глаза. – У меня нет ничего к чаю.
- Ну, разве я мог прийти с пустыми руками? Глянь на стол.

Девушка посмотрела на стол и увидела печенье. То самое печенье, которое она ела ночью. Внутри всё так и обмерло. Она посмотрела на парня, на печенье, снова на него и уже почти поверила в то, что он и правда Ангел.
- Я Олеся. А Вас как зовут?
- Я же сказал – Ангел. – он снова широко улыбнулся, от чего сердце её застучало часто-часто. – Но если тебя это смущает, то можешь звать меня Евгением. Или просто Женей.
- Очень приятно.

Пока пили чай, Женя много чего рассказал нового. Поведал Олесе про мир, про странные традиции некоторых народов и много ещё чего. Складывалось впечатление, что он побывал в каждом уголке Земли. Она слушала его, раскрыв рот и, не отрываясь, всё время смотрела на него.
Печенье не таяло, конечно, как ночью, но оказалось очень вкусным. Они много смеялись. Он часто по-доброму подшучивал над ней, а она краснела, смущалась и постоянно чувствовала рядом с ним маленькой девочкой.

После обеда он повёл её в центр, на горки. Олеся надела кофту, свитер и длинное осеннее пальто на подкладке, укутав шею шерстяным платком.
- Ты не замёрзнешь? – обеспокоенно спросил Ангел.
- Нет, я всегда так хожу. Мне не холодно, - заверила его девушка.

Они катались, ели всякие вкусности, смеялись и даже умудрились потанцевать. А вечером отправились к городской Ёлке, катались на коньках, он учил её стрелять в уличном тире, потом сам стрелял и выиграл для неё мягкого зайчонка.
Когда он привёл её к общежитию, Ольга Осиповна уже спала, закрыв дверь. Пришлось будить, выслушивать лекцию и быстро-быстро прощаться, чтобы не злить сонную консьержку.
Укладываясь спать, Олеся долго ещё не могла уснуть, вспоминая прошедший день и… сон. И засыпая, боялась, что когда проснётся, то окажется, что и весь этот день, и Ангел-Евгений – тоже всего лишь сон. В голове крутились слова, сказанные им на прощанье: «Дождись меня. Ты обязательно должна меня дождаться».

*** *** ***
Пять месяцев пролетело, словно и не было. Учёба позади, диплом скоро будет на руках. Рабочее место уже, можно сказать, в кармане.
Олеся сидела на деревянной скамье с бетонными опорами в виде урн, глядя на фонтан и уминая беляш. Солнце ярко светило, обдавая всех своим пока ещё приятным теплом. Девушка думала о том, пойти ли с ребятами вечером в клуб, когда солнце вдруг перестало пригревать. Повернувшись, она увидела парня, но лица разглядеть не удавалось. Солнце ослепило её как раз тогда, когда она посмотрела на незнакомца. Сделав козырёк из руки, внимательно вглядывалась. И вдруг…
- Привет, малыш.

Сердце так часто забилось, что, казалось, вот-вот выпрыгнет. Наконец, он снова прикрыл солнце собой, и Олеся узнала своего Ангела, которого не забывала и всё время ждала. «Я так тебя ждала. Как же долго ты шёл…» - подумала она, улыбаясь ему.

В целях сохранения новогодней атмосферы все натуралистические подробности и крепкие выражения скрыты под фрагментами, неизбежно составляющими фразу «счастливого нового года!»

Длинному, точно жизнь, составу не было видно ни конца ни края и, будто бы судьба-злодейка решила дополнительно мне досадить- с серых небес, в угольно-черных ранах которых сверкали звезды, медленно посыпался крупный снег, грациозно кружащийся в свете фар перед тем как стать грязью на мокром асфальте. Холодный ветерок, пробравшийся в машину сквозь трещину на лобовом стекле, точно лезвие бритвы, коснулся шеи и я, вспомнив, что на дворе уже декабрь, спешно застегнул «олимпийку» до самого горла и, раз уж рука находилась в том районе- заодно и поправил кобуру.
Рация, черной змеей свившаяся на пассажирском сиденье и до того непривычно безмолвная, внезапно разразилась серией тресков, вынудив меня дернуться гораздо сильнее, чем полагается человеку, не расстающемуся с этим куском пластика уже почти треть сознательной жизни, и выплюнула из себя порцию неприятностей: «...орит центр, в районе пересечения 3-ей и железнодорожной ветки замечен подозрительный автомобиль...Всем ближайшим экипажам- просьба проверить...»
«Это 13-4, единственный подозрительный автомобиль в районе принадлежит мне...»- формальным тоном объявил я в решетку микрофона и, еще разок оглянувшись и как следует изучив окрестности пустынных улиц сквозь запотевшие стекла, спешно уточнил: «Поправка, центр, вижу тачку, куда более подходящую под описание. Приближается от начала 3-ей, *счастливого* здоровенный пикап с прицепом, похоже, красный. Бортовые огни выключены... »
«Не засоряйте эфир и сохраняйте бдительность, 13-4, водитель транспортного средства скрылся с места ДТП в районе аэропорта...»,- провещала рация и затихла столь-же внезапно, как и пробудилась, но я, уже весь напрягшийся в ожидании столкновения с пикапом, оказавшимся *нового* быстрым и, к тому-же, явно не собирающимся тормозить, едва это заметил, медленно разворачивая передние колеса в сторону так, чтобы рвануть с места только в самый последний момент, не раньше, чем эта *года* махина твердо нацелится на корму «Олдсмобиля» и авария будет неизбежной.
Однако, пикап, уже практически заполнивший своей тушей все пространство в заднем стекле, заставил мой лоб еще раз покрыться холодным потом, затормозив так эффективно, будто на некую невидимую стену наткнулся. Только-только несся вперед на все 90 км/ч, а секундой спустя- уже стоит на месте и только снег шипит на его раскаленном капоте.
«Да что это за *счастливого*-то творится!»- пробормотал я, на автомате вытаскивая из кобуры казенный «Зиг-зауэр» и искренне жалея о том, что куда более убедительный в беседах вроде той, что неминуемо последует, автомат лежит в багажнике, аккурат меж мной и водителем красного чудища с табличкой «Рудольф», отчетливо различимым в кроваво-красном зареве габаритных огней «Олдсмобиля».
Секунды уносились прочь вместе со снегом и я первым нарушил паузу, решительно заглушив мотор и выбравшись наружу, с пушкой наизготовку. «Полиция Детройта, выключите двигатель и предъявите права и техпаспорт!»- привычно проорал я в направлении кабины пикапа, держа пистолет и жетон так, чтобы *нового* водятел мог *года счастливого нового* своим исковым заявлением о неправомочной процедуре досмотра, но тот меня *года*, причем уже во второй раз- кабина была пустой.
Синатра по радио неспешно напевал про падающий снег, но я, едва различающий его сквозь воющий в ушах ветер, не мог насладиться его голосом в полной мере в силу еще целого ряда обстоятельств, среди которых были свежие брызги *года* на лобовом стекле пикапа ( с его внутренней стороны), сама опустевшая кабина и три детских сиденья в ней, также пустых.
Все это выглядело как *счастливого* завершение *нового* сложного дня и я, пусть и не без облегчения обнаружив, что в машине нет видеорегистратора, тут же встрепенулся, едва в прицепе пикапа что-то стукнуло о пол, а потом еще раз и еще. Этот стук не был похож на удары обуви или голой руки о металл корпуса, скорее уж о что-то твердое, бьющее по не менее прочному материалу. Осторожно оглядываясь по сторонам и ища в прицеле водителя, пропавшего неизвестно куда и вынашивающего там, в неизвестности, свои злодейские планы, я подобрался к фургону сзади и охнул от удивления- передо мной стоял передвижной вольер и там находилось, по меньшей мере, пятеро крупных оленей, нервно переступающих с ноги на ногу и сверлящих меня взглядом своих глазенок сквозь вентиляционные отверстия.
«Сэр, пожалуйста, вернитесь к машине!»- без особой надежды воззвал я к безвестно отсутствующему водителю и, ожидаемо оставшись без ответа, с опаской оглянулся на пустые улицы. В столь поздний час и скверную погоду большая часть водителей уже грели животы дома, а вот те, что остались, вполне могли вылететь из-за ближайшего поворота и, в условиях *года* видимости, въехать в прицеп и превратить олешек в *счастливого* фарш, так что я спешно подбежал к кабине пикапа и включил габаритные огни, окрасившие валящийся с неба снег в красный цвет.
Тем временем, зиме удалось победить осень и темнота вокруг была успешно оттеснена серостью тонких сугробов, дающих мне какую-никакую, а видимость, но я был этому не очень то рад, ведь, уже спрыгнув с порогов пикапа, обнаружил на снегу свежие следы, размеры и рисунок подошв которых никак не могли быть моими, а само их присутствие опровергало тонкость моего слуха и паранойю, вынуждающую вашего покорного слугу вскакивать ночью из-за мельчайших шорохов на чердаке или под окнами дома. Иными словами- никто не мог бы пройти в метре от меня по скрипучему свежему снегу и остаться незамеченным!
Но кто-то, несомненно, смог, так что в моих движениях в ближайшие несколько секунд присутствовала тревога в степеи большей, чем человеку, привычному к насилию, надлежит демонстрировать, а, говоря вкратце: мои руки дрожали так сильно, что, доведись мне стрелять, вряд ли хоть одна из пуль попала бы по назначению. Но пара глубоких вдохов и горсть грязного снега, охладившая раскаленный лоб- и я вновь был собран и готов к исполнению служебного долга. Мысль о коем заставила меня также вспомнить и о рации, и о диспетчере, ждущем дальнейших сообщений о подозрительной машине.
С этими мыслями я развернулся к своей машине и, лишь сделав пару шагов вперед по скрипящему под подошвами кроссовок снегу, с удивлением понял, что ее салон освещает синий- цвет полицейской мигалки, которой, по логике, полагается лежать на задних сиденьях, в сумке, вместе с ломом и болтокусом, позволяющим мне, и закону в моем лице, проникать в любое помещение. Теперь уже твердой рукой удерживая окрестности в прицеле «Зиг-Зауэра», я подобрался к «Олдсмобилю» и осторожно приоткрыл левую переднюю дверь.
«Какого *счастливого*?»- в очередной раз вырвалось у меня, едва в неверном синем свете глаза различили лежащую на сиденье водителя сирену, придавившую к кожзаму вымокший кусок бумаги. Не утруждая себя отключением сигнала, дающего салону хоть какое-то освещение, я перекинул пистолет в левую руку и, уложив ее на неприятно мокрую и холодную крышу машины, нагнулся вперед и позволил глазам потратить несколько секунд на то, чтобы приспособиться к синему свету и как следует разглядеть бумагу, оказавшуюся распечатанными на обычной офисной бумаге фотографиями.
Там было слишком много всего интересного, чтобы «нового», сделавший их, не возжелал бы вознаградить себя за труды видом моей реакции, так что я выдал камерам, вероятно, смотрящим на мое лицо откуда-то изнутри салона, форменный «покерфейс» и, уложив кадры своих дружеских посиделок с верхушкой пищевой цепочки города поверх тех, на которых безымянный уличный дилер вручает мне увесистую сумку, спокойно потянулся за рацией.

Увы, достать ее мне так и не удалось, поскольку уже в следующую секунду сбоку мелькнула тень и мою левую руку пронзила боль. С воплем «*года* ты в *счастливого*!» я попытался развернуться, но успел заметить лишь огромного, точно медведь, человека и длинное острое лезвие, пробившее, судя по «года!», стекающей по его черному желобу, мою ладонь, пистолет и крышу «Олдсмобиля». А потом верзила, облаченный в красное, схватил меня за пояс и отшвырнул на другую сторону дороги так, будто мешок с опавшими листьями бросал. Свой тесак из моей грабки он, ясен «счастливого», предварительно извлекать не пожелал и мой полет сопровождался каплями «нового», кажущейся черной в неверном свете фар.
Не говоря уже о моем не самом мужественном вое, оборвавшемся лишь от смачного удара «года!» об асфальт. Проехавшись по мокрой слякоти, своим отрезвляющим холодом мгновенно вырвавшей меня из ласковых объятий болевого шока, я наткнулся взглядом на *счастливого* каньон, теперь разделяющий левую кисть надвое, и ясно разглядел сквозь него и бредущего ко мне «нового», оказавшегося крайне шустрым для своих габаритов и возраста седобородым мужиком, и свое запасное оружие, выбившееся из-за намокшей штанины.
Однако, кобуру, с застежкой которой мне еще предстояло сражаться той рукой, которая к работе слева была непривычна, заметил не только я, но и заросший бородой громила. Его зенки кровожадно блеснули на меня из зачерненных чем-то вроде гуталина глазных впадин и его правая рука, возле которой на поясе красовались пустые в данный момент ножны, дернулась к карману куртки.
Быстро перекатившись вбок, я не позволил своему врагу увидеть то, как исправная правая рука вытащила из джинс легкий итальянский стилет, но воспользоваться шансом для броска мне, увы, не удалось. И дело тут было не в двоящемся в глазах изображении, а о том, что я все это время упускал из виду: пассажирах детских сидушек, все это время ждущих вне пределов моего зрения, а тут, как снег на голову, явивших себя. В зеленых курточках, вооруженные окрашенными в красно-белую полоску битами, эти коротышки, несомненно, были детьми и я, даже несмотря на все свои не самые похвальные черты, беспомощно замер перед ними, так и не раскрыв ножа. А потом что-то прилетело в голову сзади, подарив на какие-то доли мгновений почти таки мультяшные искры перед глазами и бросив меня прямиком в темноту.
Из которой я крайне быстро вывалился прямо в грязную лужу, образованную натаявшим вокруг распластанного тела снегом, и, спешно опершись на ладони, завизжал от боли, напомнившей про разодранную почти что на две половинки левую кисть. Зашедшиеся в безмолвном вопле болевые рецепторы дали мне ту четкость восприятия, какую прежде давал лишь утренний кофе, и я, резко вскинув тяжелую, что твой холодильник, голову вверх, увидел, что вокруг все еще ночь, улицы все так-же пусты, револьвер отмокает в кобуре на лодыжке, а «Олдсмобиль» сверкает провалом открытой двери и синим светом мигалки. Красного пикапа, однако, и след простыл, как и товарняка, так что на дороге остался только я, сидящий в луже и ошарашенно изучающий окрестности с залитым чем-то липким лицом.
Затылок адски трещал и, пошарив взглядом вокруг, я наткнулся на солидных размеров камень, выделяющийся своей формой среди геометрически-правильных линий тротуара. Похоже, этот «счастливого» вырубил меня именно им, и, чисто ради интереса подобрав этот метательный снаряд, я в очередной раз был удивлен, ведь им оказался здоровенный кусок древесного угля, запятнавший мне ладонь черными потеками от натаявшего снега.
«Стоит отдать ему должное»,- пробурчал я себе под нос, оглядевшись и медленно ковыляя к своей машине по скользкому асфальту: « *Нового* Санта следует определенной поведенческой модели. Но какого «года!» он не вспорол меня прямо тут?» Ни снег, ни ветер, насмешливо треплющий полы моей куртки не дали на этот вопрос ответа, а вот угли, расбросанные по всему салону «Олдсмобиля», вкупе с надписью, которая, как я лишь теперь заметил, украшала оборотную сторону одного из снимков, позволили моей гудящей черепушке все-таки сложить 2 и 2.
«Увидимся 25-го, Альберт...»- гласили угловатые черные буквы, оставленные, без сомнения, угольками, и я, плюхнувшись на сиденье, отключил мигалку и, после некоторой заминки, достал из бардачка заначку и закурил 20-ю, вероятно, за этот очень долгий день, «раковую палочку», попутно разглядывая свою покалеченную руку сквозь желтый язык пламени зажигалки. «Да, Вирджиния, Санта существует»,- задумчиво протянул я, глядя на свое окровавленное отражение в зеркале заднего вида и, затянувшись как следует, добавил: «Но скоро дядя Эл это исправит».

Команда исполнения желаний

- Ну давай! Давааай! - подбадривала снизу группа поддержки, пока Дед с кряхтением тянулся к обледенелой ветке, проклиная себя за тот момент, когда ему приспичило проявить инициативу.
Ну, еще чуть-чуть! Еще ры-во-чек... есть!
Котенок, придушенный широкой мужской ладонью в красной перчатке, истошно взмявкнул и вцепился когтями в руку спасителя так, что пропорол суровую, задубевшую на северных ветрах шкуру Деда Мороза. Дед взвыл от неожиданности, замахал руками, как ветряная мельница, но взлететь так и не смог. Затрещали ломающиеся ветки, лавиной хлынул вниз снег, и с грохотом и непечатным текстом Дед Мороз свергся с дерева.
Он еще пару секунд полежал в сугробе, раскинув руки-ноги вокруг себя, как красная звезда на елке, и отрешенно наблюдая, как сверху прямо ему в лицо летит задержавшийся в пути котенок, потом выцарапал маленького рыжего паршивца из бороды и отдал подбежавшему первым Оленю.
- Все, Боря, упаковывай и оформляй в подарок. Отметь там у себя - желание номер восемь, Вероника Сидорова, девять лет, исполнено.
Олень Борис поправил на носу очки и быстренько утащил спасенное животное в сторону саней. Оттуда тут же раздались шипящие и завывающие звуки - судя по всему, упаковываться котенок не желал и собирался дорого продать свою жизнь.
- Кэп, ну зачем, я бы сам слазил, - укоризненно сказал подошедший Свен, подавая руку и помогая Деду встать.
- Ничо-ничо, - прокряхтел его начальник, выкарабкиваясь из сугроба и отряхивая красный полушубок, - есть еще порох в пороховницах, вот когда совсем радикулит разобьет, тогда и будете вместо меня по деревьям скакать.
Свен, высокий, ладный эльф со смуглой кожей и длинными белыми косами, только коротко усмехнулся и поправил пояс с набором метательных ножей.
- Да вас и радикулитом не проймешь, кэп. Помните, как в прошлом году в коттеджном камине застряли? Мне ребят из бригады вызывать пришлось, своими силами не справились, трубу тогда еще по кирпичам разнесли...
Дед недовольно хмыкнул, обжег бесцеремонного помощника взглядом и широким шагом направился к саням.
- Хватит болтать, команда. У нас еще четыре желания, а времени в обрез.

- Йоооо! - взвыли все хором, когда Снегурочка на полной скорости выписала практически мертвую петлю, уворачиваясь от выросшего прямо по курсу рекламного щита.
- Дед, скажи ей! - верещал Олень, вцепившись в края саней мертвой хваткой и сплевывая попавший в рот снег, - Скажи нашему припадочному пилоту, что так летать нельзя, она нас угробииииит!
Снегурка, в круглых очках летчика и синем шлеме со звездой во лбу, лишь азартно закусила губу и еще сильнее надавила на газ, выжав педаль до упора.
- Пристегиваться надо! - проорала она через плечо, - Задавайте курс, шеф, время на исходе! Какое следующее желание?
Дед вывалил очередной мешок с письмами на дно саней и, подняв посох, со звоном и звездными брызгами двинул им об пол. И тут же, подобно золотым волшебным бабочкам, все письма взмыли вверх, сделали несколько оборотов над головой сидящей Команды исполнения желаний и стайкой улетели во тьму, подхваченные зимним ветром. Осталось только одно, по извечному закону, самое сильное и бескорыстное.
Дед распечатал его, вчитался, но тут же смущенно хрюкнул. Пошарил в кармане, нацепил очки, внимательно изучил послание еще раз, и начал в затруднении чесать бороду.
- Эммм… Сенченко Александр, двадцать один год... ну, в сущности, желание действительно очень сильное... и вполне бескорыстное. Но мне почему-то кажется, что Снегурочка не согласится.
Снегурка тут же все поняла и в негодовании замотала головой так, что пшеничные локоны выбились из-под шлема и разлохматились ветром:
- Не-не-не! Я сразу сказала, что для таких дел берите в команду дриаду какую-нибудь, а ко мне чтобы даже на километр не подходили! Мне прошлого года хватило, когда пришлось через окно убегать!
Эльф Свен захохотал, как ехидная гиена, оскалив белоснежные зубы:
- Кэп, я тут тоже не помощник, вы меня знаете, я чисто по женским желаниям.
- Ну да, - проворчал Дед, - здесь ты у нас, конечно, ударник и стахановец, ветеран трудового фронта. Олень! Ой, да не дергайся так, я просто хотел сказать, чтобы ты в отчете написал! Написал, что возможности выполнить просьбу не имеется ввиду веских причин, поэтому, согласно инструкции, будет Сенченко Александру, срочнику-военнослужащему, красочный сон в подарок и хорошее настроение на утро.
И с оттяжкой грохнул посохом об дно саней.
Далеко в вышине раздался хрустальный звон, как будто там разбились два бокала или звезда столкнулась со звездой, а лежащее на ладони письмо окуталось золотистой дымкой и растаяло, оставив после себя тонкий голубоватый след, как морозный узор на стекле.
Желание было принято и исполнено.
До полуночи оставалось совсем немного.

Команда стояла у высоченного забора и озадаченно чесала затылки. Дед Мороз обмахивался ворохом конвертов, как веером, и рассуждал вслух:
- В общем, вот этот вот домовладелец привел предприятие к банкротству и продал его перед самым Новым годом, не выплатив рабочим зарплату. И теперь у нас шестьдесят восемь очень сильных и очень бескорыстных желаний на одну тему - люди хотят получить свои деньги, им семьи кормить надо. Ну и... - он снова заглянул в веер писем, - еще десять просьб идут прицепом, но попадают под статью номер восемнадцать-бис о нанесении тяжких телесных повреждений.
Олень, раскрыв ноутбук, с невероятной скоростью щелкал клавиатурой, разыскивая и анализируя информацию. Он был настоящий, помешанный хакер, и когда работал, вызывал священный трепет и белую зависть не только у членов команды, но и у самого Деда.
- Есть! - шарахнул он копытом по корпусу компьютера так, что все подпрыгнули, - нашел! Деньги от продажи цеха и товара у директора в сейфе. Второй этаж, кабинет, внутри книжного шкафа, дверца замаскирована под книгу "Кулинария народов Севера".
- Сигналка стоит? - деловито поинтересовался Свен, который, согласно древнему обычаю, уже обматывал голову боевой повязкой своего рода и рассовывал по карманам и сапогам весь свой арсенал.
- Да, на дверях и окнах. Камеры по периметру. Плюс две кавказские овчарки в саду и один мастиф в доме.
- Надо же, какой собаковод-любитель, видимо, много у него заклятых друзей, - Дед Мороз, прищурившись, оглядывал профессиональным взглядом крышу дома, и, разминаясь, поводил плечами туда-сюда, - говоришь, сигнализация на дверях и окнах? А на трубе?
Эльф выронил двадцать третий по счету нож и воззрился на шефа.
- Только не снова! - простонал он, - Кэп, жизнь вас вообще ничему не учит? Я же проскользну тихо, лист на фикусе не шевельнется! А вы опять в дымоходе застрянете!
- Молчи, салага, - сурово ответил Мороз, упрямо выпятив подбородок, - Дедушка идет на дело сам.

Дед Мороз несся по комнатам, круша попадающиеся под ноги китайские вазы и цветочные горшки. Мешок, набитый купюрами разных стран и достоинств, весело подпрыгивал за спиной, а сзади, жарко дыша и светя в темноте красными глазами, настигал мастиф.
- Да где же этот...выход-то! - бормотал незадачливый грабитель сквозь сжатые зубы, с ужасом чувствуя, что первое дыхание заканчивается, а второе даже не думает начинаться, - вот говорили мне - не ешь столько сала на ночь...
Мороз со скрипом прокатился мимо дверного проема, потом сделал рывок назад, потеряв несколько драгоценных секунд, и ввалился в каминный зал, через который и проник в особняк коварного директора завода. Из последних сил, на ходу напяливая на руки специальные перчатки, ринулся в холодный камин, высоко подпрыгнул, вонзил сапог со штыком в кирпичную кладку... и тут вспомнил, что у него еще и мешок, с которым ему по трубе точно не подняться.
Сверху посыпался какой-то мусор, гарь и пепел, потом показалась рука и бесцеремонно ухватила Деда за шиворот.
- Я держу, кэп! - сдавленно прошипел голос Свена, - сейчас вытащим!
- Мешок бери! - рявкнул Дед, кидая добычу вверх, - я сам вылезу!
Эльф подхватил ношу и ловкой тенью взметнулся на крышу, Дед ринулся за ним... и тут же понял, что его что-то держит.
Точнее, не что-то, а кто-то. Мастиф стоял в камине на задних лапах, инфернально блестел в темноте глазами и дружелюбно грыз закорузлый от времени и невзгод сапог Деда.
- Пусти, дурак! - прошипел Мороз, - это не твоя война! Я тут по долгу службы!
Мастиф молчал, лишь перехватил обувь в челюсти поудобнее.
- Пусти, - жалобно попросил Дед, - я тебе подарочек подарю.
Собака всем своим видом показала, что съедение нарушителя - лучший подарок на Новый год.
Раздался шорох, и прямо на грязную от сажи шапку Морозу шлепнулся моток веревки.
- Хватайтесь, кэп! - раздался сверху голос эльфа, - быстро, а то Снегурка долго сани на весу не удержит!
Уже не рассуждая, Дед оттолкнулся изо всех сил от стены и морды собаки, рванул на себя веревку и, оставив на память гостеприимному дому свой сапог, пробкой вылетел из трубы на волю. Его тут же поволокло куда-то к краю крыши, ударило боком об накренившийся флюгер, закрутило снежным вихрем и в шесть товарищеских рук затащило внутрь зависших в воздухе саней.
Из развороченного дымохода раздался горестный вой мастифа, и с ревом двигателей, грохотом и треском грабители-уголовники наконец-то набрали высоту, победоносно унося с собой заработную плату шестидесяти восьми человек за четыре месяца.

Дед Мороз, ошарашенно ловя ртом воздух, потер левую половину груди. Попытался разыскать у себя то ли сердце, то ли желудок, в итоге ничего не нашел, и кинул добытый в битве мешок Оленю.
- Так...деньги всем...срочно перевести...на карты...до рассвета чтобы пришли... И отметь там... желание номер десять... исполнено...
- А что с сапогом, кэп? - весело поинтересовался эльф, косясь на ногу шефа в огромном вязаном носке с сердечками и надписью "От Клары с любовью", - или теперь так модно?
- Будешь ехидничать, твои сниму, - ответил Дед и с кряхтением полез за очередной порцией писем, - хотя нет, не налезут. Где у нас термос был с вискарем?!

- Ну и последнее в этом году, номер двенадцать, - замученно обьявил шеф Команды исполнения желаний, протирая свежий синяк под глазом, - Витя Коробов, пятнадцать лет.
Снегурка пренебрежительно дернула плечом, закладывая очередной вираж над крышей многоэтажки, от которой у всех членов команды все внутри поменялось местами, а потом с уханьем вернулось обратно. Подростки обычно просили гаджеты или какую-то любовную ерунду, к которой она испытывала снисходительное презрение, решив для себя раз и навсегда, что "Первым делом самолеты, а все остальное где-то в конце списка".
- Да нет, - ответил Дед, без труда прочитав ее мысли, - Он хочет забросить мяч в кольцо.
- Чегоооо? - Эльф Свен заглянул через плечо и сморщился, - Что за каракули? Как ты это вообще разбираешь, кэп, будто снегирь лапой писал!
- Спортсмен какой-нибудь. Небось в финал соревнований хочет попасть, чтобы весь был такой герой-герой и девочки на трибунах в обмороке, - вздохнул Дед, - Но оформлено по всем правилам, и желание сильное и бескорыстное. Летим, доделаем по-быстрому дела, и домой. Снегурка, вон у того дома притормози!

Невидимая для людских глаз, Команда исполнения желаний стояла у заснеженной спортплощадки и смотрела на нее в полном молчании.
Несмотря на то, что было уже почти двенадцать, парень не уходил. Он снова и снова пытался добросить мяч до баскетбольного кольца, неловкими, слабыми движениями, потом включал мотор на инвалидном кресле, подъезжал к мячу, томительно долго пытался его подобрать, загребая одной рукой, наконец возвращался на позицию и бросал. И бросал. И бросал. Мяч подлетал на небольшое расстояние, ударялся в столб или расположенную вокруг площадки сетку, или летел вбок, или вообще падал в метре от ног, но Витя Коробов, пятнадцать лет, врожденное ДЦП, пробовал опять и опять.
Свен кашлянул и смущенно поковырял носком ботинка мерзлое резиновое покрытие.
- Кэп, - сказал он тихо, - мы можем что-то сделать? Мы же должны помочь?
Дед Мороз стоял с непроницаемым лицом, сжав челюсти и машинально сжимая и разжимая кулак.
- Он не просит здоровья или чего-то еще. Он просто хочет забросить мяч в кольцо. Просто быть хоть чуть-чуть похожим на остальных подростков с нормальными ногами и руками, которых у него нет. Я могу выполнить только это желание.
- Но...а как же новогоднее чудо? - попыталась возразить Снегурочка и тут же оборвала сама себя.
- Ты знаешь. Таковы правила.
Свен шипяще выругался по-эльфийски и мрачно пнул ни в чем не повинную скамейку.
- Ладно, - сказал он, - парень же меня все равно не видит, так? Пойду заброшу этот чертов мяч в это чертово кольцо и поехали уже отсюда, с души воротит.
Снегурочка порывисто развернулась и быстро пошагала к саням, упрямо наклонив голову и топая так, что ее должно было быть слышно в соседнем дворе.
- Тогда у меня тоже есть желание! - крикнула она, шмыгая носом, - Послать все ваши правила куда подальше!
Назревал бунт на корабле, и Дед уже собирался громогласно рявкнуть и устроить в новогоднюю ночь буран с тридцатиградусными морозами (настроение было как раз подходящее), как вдруг их прервал тихий возглас с площадки.
- Попал... - сказал Витя, желание номер двенадцать, - Я попал! Попал!
Мяч, как будто сам не ожидавший от себя такой прыти, еще раз прокрутился по ободу баскетбольного кольца, со звонким стуком упал вниз и весело заскакал по площадке.
Команда застыла и в недоумении уставилась друг на друга.
- Я ничего не делал, чесслово, кэп, - поклялся эльф, крестясь для верности.
- Он сам. Сам исполнил свое желание! - взбудораженно перебил его Олень, - Он сам смог забросить! Так что теперь...
- Теперь...
- Дед! Ты помнишь, правило номер семь! Вторая поправка! - Снегурочка уже неслась обратно, на ходу размахивая замусоленной брошюрой с инструкциями, - Он имеет право! Ты должен!
Дед Мороз помолчал, потом глубоко вздохнул, задрал голову и посмотрел на сверкающее звездное небо, которое рассыпалось во всю ширину, словно искрящийся шелк, его лицо помягчело, и он снова стал похож на доброго дедушку, которого так любят дети и которого Команда не видела уже несколько лет.
- Наконец-то, - сказал он, - как же редко это бывает.
И тут же голос его окреп, обрел силу, а вся фигура словно окуталась синим туманом, холодным и сверкающим, как первый лед на реке..
- Так как мальчик исполнил свое желание сам, - проговорил он, - то я имею право подарить ему что-то по своему выбору. Так пусть же в Новый год исполнится то, чего захотел я.
Посох стукнул о землю тихо-тихо, почти неслышно, и Витя Коробов ничего не почувствовал. Он не почувствует ничего и сегодня, и, может быть, завтра, но скоро, через неделю или месяц, заметит, как ему становится легче, как исковерканные, как будто связанные узлом руки и ноги начинаются двигаться все проще и быстрей, а сил становится больше, а солнце светит ярче, а жизнь, оказывается, так прекрасна, и есть надежда, и есть вера, когда летит в баскетбольную корзину мяч, заброшенный тонкой, но такой уверенной мальчишечьей рукой.