Конкурс "Берется картинка"! Проза. Группа №1

участник №20 - 10 баллов
участник №18 - 9 баллов
участник №16 - 8 баллов
участник №15 - 7 баллов
участник №11 - 6 баллов
участник №10 - 5 баллов
участник №7 - 4 балла
участник №1-3 балла
участник №4 -2 балла
участник №6 - 1 балл

-Сань, во сколько поезд прибывает?- спросил я, потому что переживал, что мы опоздаем.
-В шесть часов, потом ещё полчаса стоять будет. Успеем, не боись.- подмигнув и печально улыбнувшись, ответил мне Сашка.
-И чего ты такой грустный, Саша? Мне даже отпускать тебя не хочется.- подошла его мама, Римма Игоревна, и крепко обняла его.
-Ну мам, чего ты? Я же просто еду в армию. Будете приезжать ко мне с Ванькой. Всё будет хорошо, не переживай, мам.-он встал и нежно поцеловал её в лоб.
-Вань, пошли покурим?
Мы вышли на балкон. На улице было темно, и через дорогу был виден яркий свет одинокого фонаря. Я вдруг подумал, что Сашке сейчас чертовски одиноко, даже если я рядом. Ведь рядом не было Ксюхи. Его любимой и единственной.
-Вань, а она меня не бросит?- спросил он немного трусливо и при этом затягиваясь.
-Нет конечно! Ты же у нас один такой, где ж она ещё такого найдёт?- в этот момент у меня возникло странное желание обнять Сашу, он таким испуганным и тоскливым взглядом смотрел на магистраль, по которой с бешеной скоростью мчались машины, будто весь мир был против него. Он казался мне маленьким беззащитным ребёнком.
-Знаешь, она позвонила мне сегодня и сказала, что очень сильно меня любит.- Он так ласково и нежно улыбнулся. "Да, давненько я тебя таким не видел, брат." подумалось мне.- Она сказала, что будет писать мне каждый день. А ещё попросила, чтобы я звонил ей почаще. Я не стал ей ничего обещать. Всё-таки я на год уезжаю. Боюсь я оставлять её одну. Ты уж пригляди за ней, как сможешь.-он похлопал меня по плечу и, затушив окурок, достал новую сигарету.
-Держи.- Я протянул ему зажигалку.-Слушай, а какого это-любить кого-то?
-Это круто, Ванька! Когда ты обнимаешь её... Ну знаешь, об этом обычно поют в слащавых песнях для девчонок. Я раньше думал,что всё это бред. А сейчас хочу вернуться назад и повторить всё то, что было, только в два раза больше. Это самое замечательное чувство. Например, ложитесь вы спать, она так ляжет тебе на грудь или обнимет крепко, кажется, что задушит, но она так нежно это делает. А потом, когда вы утром просыпаетесь, она встанет чуток раньше тебя и лежит любуется тобой. Поцелует ласково в щёчку и пойдёт строить из себя примерную хозяйку. Приготовит завтрак, разбудит ещё одним поцелуем. Вань, это не передать словами. Я хочу ещё раз увидеть её. Прижаться к ней. Обнять и не отпускать. Я люблю её больше жизни. Я хочу жениться на ней. Купить домик в деревушке и жить там спокойно.- Я устал смотреть на одинокий фонарь и повернулся к Сашке, и был просто поражён. По его щеке медленно катилась слеза. Одна скупая слеза.
-Сань, не раскисай ты так! Я буду помогать ей чем смогу, ты же меня знаешь. В обиду её не дам.
-Ванька, спасибо тебе. Что бы я без тебя делал? Следи, чтобы она тут ни с кем не заигрывала, чтобы ночью одна не гуляла, да и вообще, чтобы ночью не гуляла. Она ведь любит это дело. А ещё, смотри, чтобы учёбу не забрасывала. А то она может. Родная моя. Увидеть бы её сейчас.- И тут я заметил женский силуэт, напомнивший мне Ксюху, бегущий к подъезду.
-Саш, а если она сейчас придёт, ты будешь рад?- я услышал скрип входной двери.
-Да не придёт она. Она спит уже, я ей сказал, чтобы не приходила.
-Сашенька,- крикнула из коридора Римма Игоревна.- Тут к тебе кое-кто попрощаться пришёл.
-Время то уже пять утра, какое прощаться?!- Сашка слегка рассердлися и пошёл в коридор.
-Саш, я тебя люблю, очень, очень.- Ксюха бросилась ему на шею.
Римма Игоревна стояла и улыбалась, а Саша был в шоке от происходящего. Он высвободился из Ксюшиных объятий и собрался было отругать её, но увидев её заплаканные глаза только обнял и прижал её к себе ещё сильнее. Они стояли так около двадцати минут, шептали что-то друг другу. Саша целовал её и бесконечно обнимал. Ксюха плакала и улыбалась самой искренней улыбкой. Римма Игоревна сфотографировала их на последок и сказала:
-Саш, время. Пойди, проводи Ксюшеньку вместе с Ваней, и бегите на вокзал.
-А ты,мам?
-Мы с тобой и сейчас попрощаемся, я же ещё приеду к тебе. Ну давай, сынок.
Саша рванулся к маме. Обнял её так, что она даже немного оторвалась от пола. Поцеловал её, и схватив сумку и куртку крикнул "Мам, я тебя люблю. Я приеду, не переживай."
Я подумал: "Вот оно счастье."
Мы проводили Ксюху. Дойдя до её дома, Саша сел на колена и сказал:
-Ксюш, когда я приеду, выходи за меня?
Она снова заплакала и молча, задыхаясь собственными слезами, кивнула ему в ответ. Саша заулыбался. Он сунул ей в руку какой-то конверт и повернулся ко мне.
-Ну, пошли?
-Пошли.
Ксюша стояла и долго смотрела нам вслед.
Саша шёл и мужественно сдерживал слезы. Я представил, как замечательно они будут выглядеть на свадьбе. И мне тоже захотелось поплакать. Ну правда, представьте себе, как вы будете себя чувствовать, если ваш лучший друг будет жениться. Да, вы будете безумно этому рады. Мы шли в сторону станции и оба шмыгали носами, потому что было слегка морозно, да и мы уже почти полчаса были на улице.
-Вань, береги себя, хорошо? Я приеду, ещё и для тебя найду девчонку.
-Да я и сам найду, пока тебя не будет. Свадьбу в один день отметим.
-Ну смотри у меня, я ведь запомню.
-Да запоминай, мне не жалко.
Мы дошли до вокзала и попрощались. Спустя полчаса поезд неумолимо набирал скорость. А я стоял и долго смотрел на него. Мне казалось, что с ним уносится не только мой друг, но и моя молодость. Глупо, правда? Но я правда так считал. А по дороге домой посмотрел на звезды и подумал: "Мы всегда будем под одним небом.".

За свободу можно второй раз родиться,
Сдохнуть тысячу раз, но не опуститься,
Бороться и драться, проиграть, но не сдаться,
Идти много лет, но всё же добраться. (с)

В нашем маленьком и тесном мире редко появлялся кто-то новый. С каждым годом нас становилось меньше, потому что от нас уходили без шанса возврата. Кто-то умирал от банальной простуды, а кого-то находили изувеченным в подворотне. Мы были беззащитны, впрочем, беззащитны были не только мы, но и мир этот был аки младенец-астматик – кашляет, кашляет, но жизнь ждет его долгая; маленькими ручками за острые края своей судьбы. Поэтому я не особо и радовалась, когда в один хмурый и дождливый день, пронзительно скрипнула калитка и блеснула огнем серебряная солдатская нашивка. В этот раз они привели к нам мальчика. И мне стало его жаль, как было жаль Уголька. Уголек, кстати, радовался, что в этом доме появится кто-то новый – дергал меня за рукав изодранной куртки и шептал возбужденным голосом:
- Смотри Погода, у него глаза голубые. Голубые, представляешь! Зеленые были, серые были, желтые были, - загибая грязные пальцы на левой руке,- у тебя, вон, этот цвет, как его…
- Карие, Уголек.
- Точно, карие – значит, тоже были. А голубых не было. Пойдем знакомиться с ним, ну пойдем. Он милый. У него даже фуражка есть. А у меня фуражки нет, он мне наверняка даст поносить свою фуражку, так же делают… - а я не слушаю, и все рано перебиваю.
- Нет, Уголек. Даже не подходи к нему. Не смей, ты меня понял? И хватит глазеть. Пойдем в дом, что-то мне холодно. – Уголек обижается, но пусть лучше это, чем разрешить ему возиться с чумным.
Мы, наверное, просто не любим впускать кого-то в свой мир. Гадюка нам говорит, что нет ничего страшнее ближнего своего – человека. Когда мы спрашиваем почему, она хмуро смотрит на нас и наказывает выйти и внимательнее посмотреть на разбитый в щепки город – и говорит, что это есть деяние человеческое. Мы не понимаем старуху, но слушаемся её. Мне было жаль мальчика, потому что на него уже поставили клеймо чужака, - а ведь он не успел даже ничего сделать. Он был странный. [...] Со временем я поняла, что он ребенок не из мира сего. Потом я поняла, что он ребенок неожиданность. Когда я поняла, что он ребенок свободы меня начало к нему тянуть. [...] Он любит улицу. Его сторонились все, кроме Уголька. Он, как вы понимаете, хотел примерять на себе фуражку. В один день я за ним не углядела. Когда я проснулась, увидела Уголька в фуражке, мило что-то щебечущего о чем-то с мальчиком. Я знала, что это было неизбежно; ведь, нельзя удержать человека от ошибок. Хотя, иногда их полезно совершать.
- Ей, мелюзга. Как тебя зовут?
- Небо.
[...]
Мы обнаружили, что Небо не любит дождь. Сами мы тоже его не особо любим, потому что опасно выходить на улицу. Нам уже надоело перекрашивать каждый раз ставни и забор после этих дождей, так как краска слазит в одном мгновение. Когда идут кислотные дожди становиться худо, но хорошо, что часто они идут только в осень. Когда начался дождь Небо сидел и смотрел на него. «Конечно, - подумала я,- ему не разрешили выйти на улицу.» Этот опять просился на улицу, и Гадюке снова пришлось тяжело. Она сплюнула на пол, когда Небо заплакал, и ворча что-то про трудную жизнь, ушла чистить картошку на кухню. Успокоился, конечно, но со временем начал увядать. Гадюка говорит – тихо и на ушко, только в полном одиночестве – что Небо похож на цветок. То ли дикий, то ли домашний – но если не давать ему достаточно солнечного света и свежего воздуха, он умрет. Я не верила и представить себе это не могла, так как цветов у нас не было. И солнечного света, и свежего воздуха тоже. На что Гадюка лишь хрипло рассмеялась и продолжила вяло елозить ножом по картошке. [...] По правде говоря, я боялась оставлять Уголька с Небом. Боялась, что в один прекрасный момент Уголек не вернутся ко мне, а упорхнет на свободу вместе с Небом.
- Небо, возвращайтесь, когда ещё светло. Ты меня слышал, Небо? Небо!... Я волнуюсь за вас.
- Не за нас, Погода. За Уголька. Не бойся. Думаю, свободы там хватит только на меня. – а я боюсь. Я даже не хочу думать о том, что бы было, воспринимай я слова Небо всерьез. На этого индиго у меня не хватит разума. Изредка, я хожу жаловаться к Гадюке. Ну, вы понимаете. Как-то раз, Гадюка сказала, что раньше, до войны, её звали Наташей. И это она назвала Небо индиго. Я спросила, что это за фрукт и с чем его нужно кушать. Она рассмеялась и сказала, что это способ жизни. Я её не поняла. После той прогулки они принесли коробочку. Такую, ржавую, когда-то бывшую с позолотой. Вырыли из грязи, сказали. Гадюка сказала, что это пережитки прошлого и наказала немедленно выбросить жестянку. Небо так просто не сдался и начал канючить, мол, не отдам. Он сказал, что это что-то важное.
- И что же в этом важного, мальчик мой?
- Это воспоминания.
Гадюка сказала, что это портсигар. А изображены на нем не ворона двухголовая, а двуглавый орел. Той ночью я впервые услышала, как Гадюка плакала. Старуха с железным сердцем плачет о потерянном. Нам, естественно, тогда этого было не понять. Я начинала ненавидеть Небо, это он сломал Гадюку. Понимать я это понимала, но не могла осознать почему именно это произошло. Я не верила, что жизнь в нашем мире может быть другой - а Небо именно об этом и говорил. Дурак. Я не понимаю грёз Гадюки и бесцельных мечтаний Неба! После этого Гадюка ещё больше сторонилась Небо, но было понятно, как ясен день, что соседство со странным мальком для неё было сродни нахождению с источником воды – нужно, потому что он давал ей… А что он давал? Надежды? Мечты? Не важно. В любом случае, одежду Неба Гадюка стирала вдвое чаще, чем нашу, и порции на завтрак ему давала больше. Потом осень кончилась и пришла зима. Самая длинная из самых длинных зим.
С нашей зимой может соперничать только наше лето. Зима всегда начинается для нас неожиданно, с первым снегом. Сегодня утром все проснулись из-за запредельного холода, а выйдя на улицу мы увидели, что в гости к нам пришла холодная смерть. Мы все - Гадюка, Уголек, Песок, Бронза, Снежок, Капля, Водопад и я – смотрели на серый снег с глухой тревогой. А Небо. Небо радовался, как настоящий ребенок. Дикий, дикий мир. Наш дом – это особенный дом. Держится он, прямо скажем, даже не на насморках, а на трёх гвоздях, но Гадюка не боится – говорит, что когда-то существовали деревянные дома без единого гвоздика. Говорит, если что – выкрутимся. Ага, а я не верю. Меня пугает та неизвестность, которая поглотит нас после смерти Гадюки – с каждым годом она все больше и больше кутается в свою вязанную шаль. А по вечерам у неё ломит спину. Кажется, боюсь не одна я. Летом в нашем доме очень жарко и воняет краской; осенью и весной там просто очень сильно влажно. А зимой здесь так холодно, что большинство времени мы проводим на улице, так как нам кажется, что там теплее. Нам сложно согреется. С приходом первых снегов для нас начинается сбор всего, что может только гореть. Посреди двора, на замерзшую грязь, мы ставим большую бочку и разводим там по вечерам костер. Мы выходим в город – ищем деревяшки, роемся в забытых домах в поисках журналов. Когда мы хотели бросить в костер книгу, Небо начал кусаться. В прямом смысле. Он отобрал у нас все книги и засунул себя под матрас. Все злились, особенно Бронза. Я его понимаю, у него умерла сестра в прошлом году – замерзла насмерть в кровати.
- Мы умрем без тепла, Небо.
- Ну и пусть.

Зимой солнце сквозь слёзы смеется.
Я пыталась отговорить Уголька от общения с Небом. Но Небо сам бросил. Уголька. Как-то раз мы проснулись и увидели, что Неба с нами не было. Не было и книг. Он забрал с собой книги, наш свитер и ушел; Угольку оставил только свою фуражку. Следы его замело снегом за ночь и сколько бы я не металась по окрестностям, отыскать мальчика я не смогла. Уголек плакал, Гадюка пыхтела самодельными сигаретами вдвое больше. Я хотела… Хотела думать, что наша жизнь вернется в прежнюю колею. Мы забудем у Небе, о его мечтах и стремлениях.
- Водопад, помнишь, я писала ваши желания на бумажках. Мы их ещё сжигали. – кажется, Гадюка простудилась.
- Помню.
- Небо загадал быть свободным.
Под тихий снегопад говорила мне эти слова Гадюка, вглядываясь вдаль. Я поздравляю тебя, Небо. Я почему-то чувствовала в себе глупую обиду. Небо не был нам другом, это мы виноваты в том, что он ушел. Когда-то мне казалось, что он стал нашим. Но не смыть с души клеймо чужака. Как и не выбить из головы глупые идеалы свободы. Индиго – это такой стиль жизни, говорите? Тогда не хочу так жить. Я боялась признаться себе в слабости. Я завидую Небу. Его голубым глазам и вечной улыбке. Люблю и ненавижу. Думаю, другие чувствуют тоже самое. Таких, как Небо, больше не будет – сказала нам Гадюка. Нам было проще думать, что он просто ушел от нас. Лучше бы было так и дальше. Когда во второй раз за этот год скрипнула наша калитка, так же пронзительно, и когда я второй раз услышала голос того мужчины – я не вышла из дома. Я стояла на том месте, где когда-то стоял Небо и смотрел на дождь, и смотрела на Небо. Я не сомневалась в том, что Небо был упакован в тот темный сверток небольшого размера. В черном приносят мертвецов – вспомнила я слова, и не смогла отвести взгляд. Небо поплатился за свободу своей жизнью, телом и душой. Нам не просто так не разрешали выходить из нашей клетки, плотно обвитой хвостом Гадюки – здесь, по крайней мере, мы были в относительной безопасности. В том существе узнать Небо можно было с трудом. Не было даже голубых глаз. Его смерть была увековечена зимой. Мы похоронили Небо на заднем дворе. Земля замерзла и было сложно копать.
- Я знала, что все так и закончится. Сам отрастил себе крылья – сам себе их и отрезал. – Гадюка сделала затяжку, и ушла в дом. Уголек плакал. Он оставил фуражку на могиле Неба.
- Погода, мы же будем помнить Небо?
- Конечно, Уголек. – иногда детям нужно давать конфетки. Когда я спросила себя, почему я должна буду это помнить – я не нашла ответа. Я забуду. Я забуду этот кусочек свободы.

«- Почему снег серый?
- Потому что раньше он был белым, Небо. Люди всё портят…»

Уголек умер от оспы через месяц. Спустя несколько дней умерла и Гадюка.

Мое дитя

Обычный будний день. Вернувшись в очередной раз из школы, кинула куда-то в проход свою сумку, переоделась в домашнюю одежду и пошла обедать. Пока еда грелась в микроволной печи, я потирала свои холодные пальцы, затем налила чашечку чая. На улице был легкий морозец, а перчатки-то я, Маша-растеряша, потеряла где-то в автобусе. Теперь их не найти. Но не это снизило мое настроение, а совершенно другое…

Поев, я села за компьютер, подключилась к Интернету. Никого нет. Не с кем пообщаться. Короче, ужасная скукотища. Сижу одна в четырех стенах, уроки могу сделать потом, так как много времени они у меня не занимают… «Чем заняться?» - спрашиваю я про себя. Задумалась на полчаса, сидела на компьютерном кресле, пустым взглядом смотрела на монитор. Рутина? Да, она самая… Повседневная рутина. Ничего необычного. Скучно, не так ли?

Мне приходила в голову одна и та же мысль: почему бы мне, домоседу, вдруг не сходить куда-то погулять. Но моя лень и собачий, по мне так, холод все портили. Да, не спорю, но солнечно, светло, пока что. Значит, можно и пройтись по какому-нибудь живописному парку, полюбоваться на маленьких снегирей, которые радостно летают в морозные скучные и вечно серо-бежевые дни. Снег, словно покрывало, застелил улицы, ветки немногочисленных деревьев, больших и малых однообразных домишек, даже папину машину пришлось откапывать. Да… Что я тут несу? Главное – это природа, точнее, что она все еще жива, несмотря на многочисленный рост городов, различные экологические катастрофы, порчу имущества отходами, выхлопными газами и.т.д.

Состояние мое абсолютно опустошенное: абсолютно не тянет ни рисовать, ни писать прозу или стихи. После учебной рутины читать не хотелось, спать-то – не поспишь средь бела дня. Почему бы мне, действительно, не проветриться?

Парк находился неподалеку от нашего дома. Маленький, но такой уединенный, он всегда вдохновлял меня на что-то прекрасное. Там словно и не замечаешь городского шума, суеты. Здесь обычно мало народу, да и те, в основном, старички, которые ни сколько не мешают любоваться пейзажем во всей его красе. Зайдя туда, я словно попала в зимнюю сказку. Снег был слегка припорошен на старых железных скамейках и ветках деревьев, давно погруженных в зимний сон. Ягоды рябины, как тысяча ярких фонариков, блистали под снежной завесой и наполняли белый сумрак дополнительными красками. Высокие важные как аристократы фонари, обрамляли каменные побледневшие узкие тропинки. Вдруг я услышала громкий звонкий, как бубенчики, детский смех среди манящей скучной тишины. Он гармонично переплетался с женским певучим голоском. Слова песенки и детский смех грели мою холодную, как лед, душу. Так тепло мне давно уже так не становилось. Бросились слова: «Мое дитя."

«Что бы это могло значить?» – думала я, неторопливо и лениво шагая по узким и бесконечным тропинкам, внимательно осматриваясь вокруг.

Вскоре на мои вопросы нашелся ответ. Прямо на дороге, совершенно ничего не стесняясь, кружилась молодая женщина лет двадцати пяти с русыми, волнистыми до плеч волосами, блестевшими на солнце. На своих женственных руках с коротко стрижеными ухоженными ногтями, не покрытыми теплой колкой шерстью варежек, она держала маленького ребеночка, одетого в фиолетовую шубенку, на тон темнее штанишки, белые сапожки, больше походившие на пинетки, полосатый свитер. Они неторопливо кружились, словно легкие крупные снежинки в начале декабря. Смех грел душу все больше и больше, я даже сама невольно улыбнулась и позволила себе легкий смешок.

Мать тут же странновато на меня поглядела, но вскоре все поняла.

- Детский смех греет душу даже в самые суровые морозы, не так ли, девушка?

Я не знала, что еще сказать. Может быть, и вправду, ничего не подозревая, меня обогрел детский радостный искренний смех? Смех? И что: многие же смеются. Но почему именно детский?

- Ты, наверное, поймешь это позже. Ты еще очень молода, милая моя. Детский смех – это самое искреннее, что есть на этом свете, полном лжи. Особенно, если это твой ребенок. Даже в такую стужу ты согреешься, когда ты мерзнешь или когда тебе плохо.
- А почему именно свой? – недоуменно поглядев на коляску с ребенком, спросила я.
- Любой детский смех греет душу, - начала тихим кротким голоском отвечать женщина, - но родной смех греет сильнее всего. Ведь это же - твое дитя.
***

Прошло несколько лет. Я уже самостоятельная женщина, жена и мама. Не по дням, а по часа у меня растет сын. Он всегда улыбается яркому и ласковому солнышку, пытается закрыть его своей маленькой ладошкой.

Лето. Солнце уже в зените. Я снова с коляской брожу по тому же парку, который сейчас блистает летними красками: цветы своим колоритом заставляют задержать на себе взгляд, на каменные дорожки нежным хрупким покрывальцем стелется тополиный пух, зеленые листья и трава ярко выделяются на летнем солнце. Скамейки и фонари те же, правда немного обветшали. Вокруг совсем мало людей. Они словно позабыли об этом красивом зеленом уголке.

Встаю я посреди цветущего яркой палитрой парка, поднимаю над собой к солнцу своего сыночка и кружусь с ним под ритм летящего невесомого пуха. Смех моего дитя грел душу, на наших лицах засияли искренние теплые улыбки. Вот, что значит, счастье. Если счастлив, то и душа твоя тепла, как и моя, как и у моего дитя.

Весь пейзаж был пронизан какой-то тайной. Алисе было неизвестно, что скрывается за плотной и бесконечной пеленой тумана. Но каким бы он, ни был отталкивающим, было в нем что-то, что требовало объяснения, не научного, не логического, а душевного. Стоя там с камерой в руках Алиса не могла понять, что же привело ее туда. И вот, через некоторое время, она вспомнила, что она часто приходила к мосту в детстве. С друзьями или без, но Алиса всегда приходила туда с фотоаппаратом в руках, и даже сейчас, забыв о нем, она пришла туда с камерой. Сейчас же девушка стояла и вспоминала моменты из своего детства, которые были связаны с этим берегом. Она вспомнила, как однажды, ее подруга, Лея на спор решилась доплыть до моста и обратно, вспомнила, как Лея и Алиса, забравшись на камень, скидывали оттуда мальчишек, Альфреда и Франциска, а потом они все вместе садились на камень и смеялись. Но сейчас, все они выросли и разъехались. Алиса стала известным фотографом, Лея – дизайнером интерьера, Альфред - программистом, а Франциск - стал владельцем банка. Ведь пришла Алиса туда на рассвете, из-за того, что она в тех местах проездом, ей пришло письмо с приглашением на свадьбу, в Северную Америку, и она летит прямо туда.
-«Как хорошо было бы встретиться всем вместе еще раз, пускай не тут, но встретиться, как в старые добрые времена,-подумала Алиса,-но увы, это невозможно…»
Посмотрев на часы, девушка взяла свой фотоаппарат и пошла в сторону аэропорта, так как, через 30 минут ее самолет должен был лететь дальше. И вот, через час, она все больше и больше приближалась к Северной Америке, и все больше и больше удалялась от Лондона.

Семья
Что такое семья? Ответ на этот вопрос знает каждый ребенок с малых лет, но для взрослых, казалось бы, простое слово превращается в сложную проблему. Всем известно утверждение: «Семья без детей – это не семья». Верно ли это? У каждого свое мнение на этот счет, но статистика ясно показывает, насколько увеличилось количество людей, именующих себя «чайлфри», с англ. «childfree» - свободный от детей. Эти люди, добровольно отказавшиеся иметь детей, в жизни часто звезды кино, спорта или простые обыватели, профессионалы в своей области. Эта мода, которая давно имеет место в Европе, очень скоро примет масштабы пандемии. Почему люди становятся чайлдфри? Среди основных причин: нежелание портить фигуру, страх карьерного спада, эгоизм, инфантилизм, детские психологические травмы. Есть еще одна причина, которую подсознательно имеет каждая девушка. У многих из нас есть младшие братья, сестры, племянники, племянницы. И порой, вглядываясь в их счастливые лица, не хочешь верить, что в будущем они столкнуться с предательством, лицемерием, познают мир полный убийств, насилий, катастроф, потерь. Все люди проходят через это, но не все хотят, чтобы через это прошли их дети.
Но что делать, чтобы исправить сложившуюся ситуацию? Изменить мир? Да, помню, были у меня такие надежды в счастливом отрочестве. Но это невозможно, поэтому, если мне зададут вопрос: «Стоит ли заводить детей, чтобы, повзрослев, они испытали то же разочарование в окружающем нас мире?». Я отвечу, что стоит. Сколько бы плохого не было, хорошего все равно больше. Физически мы можем лишить наших детей возможности познать этот мир, но морально… у них должна быть такая возможность. Гордость родителя, воспитавшего ребенка ни с чем невозможно сравнить и ничем нельзя заменить. И иногда мне кажется, что люди, говорящие о том, как опасен этот мир для ребенка, кривят душой. Они боятся нести ответственность. Ответственность за то, что им придется отвечать за ошибки своих детей, помогать им преодолевать трудности и объяснять… откуда берется капуста и аисты в феврале, почему не пришло письмо из Хогвартса, что деньги не главное и т.д.
Поэтому так важно ценить то, что мы родились, что наши родители дали нам такой шанс. Не забудьте их отблагодарить. И когда-нибудь сделайте такой драгоценный подарок как жизнь.

Эолвин и Джоувин

Эолвин стояла на балконе многоэтажки, держа в руках чашку черного чая с бергамотом, наблюдая начало ночи с высоты птичьего полета. Звуки наступающей ночи большого города не становились ничуть тише, только вкрадчивей и проникновеннее. Воздух холодел, и Эолвин наблюдала, как невидимые днем огни начинают оживать, мерцать и жить своей особой жизнью.
Чаще всего, в такие вечера, Эолвин мысленно сравнивала город с огромным стеклянным муляжом человеческого тела, где освещенные дороги – это артерии, по которым мчатся клетки крови; мельчайшие улочки – капилляры; и что она, Эолвин, тоже часть всего этого, и работала весь день, чтобы вечером все засветилось вновь…
Но сегодня Эолвин вспомнила о своем лучшем друге – Джоувине, которого она никогда больше не увидит. Не увидит, потому что она никогда не вернется, а Джоувин не сможет прийти - он всегда боялся огней.
Теперь Эолвин вспомнила свои детские годы, в зачахшем, развалившемся мелком городишке, где у нее не было сверстников, и где ее любимым развлечением было ходить по развалинам огромного старого завода, всего в километре от своего дома. На этом самом заводе она и подружилась с Джоувином.
Сейчас Эолвин прекрасно понимала, что Джоувин – ее вымышленный друг, что она придумала его сама; но тогда ей казалось, что тот зверек вполне реален. Она вспоминала, как темными вечерами она выходила из дома, вылезая через окно, взяв с собой масляную лампу и две книжки – азбуку и сборник сказок, и бесстрашно, в темноте, мчалась на скрипящий и скрежечущий по швам завод. Там она зажигала лампу, и часто, невдалеке от нее, видела Джоувина – зверька с нее ростом, ходящим на четвереньках, задние лапы его были согнуты как у кузнечика, на нем была короткая голубая шерсть и огромные, как у лемура, добрые глаза.
Эолвин тихо читала ему сказки, и иногда тот довольно пофыркивал из темноты. Позже, Джоувин перестал бояться Эолвин, и он подходил довольно близко. Часто девочка чувствовала теплое дыхание на своей шее и тихое урчание – это Джоувин стоял за ее спиной и рассматривал книги, тогда Эолвин, не оборачиваясь, объясняла ему азбуку…
Стало совсем темно, чай давно остыл и отдавал горечью. Эолвин, вздохнув, ушла в дом.
Эолвин так никогда и не узнала, что хоть она и создала Джоувина своей фантазией, тот стал вполне реален. Он всегда боялся солнца и с рассветом убегал вглубь завода, в самый темный угол, и каждый день он ждал свою Эолвин, чтобы услышать от своего создателя еще одну сказку, или просто посмотреть на нее издалека.
Эолвин так и не узнала, что Джоувин и правда научился азбуке, и по ночам, под светом луны, он перечитывал ее книги, и давно знал уже их наизусть. И что много лет, невооброзимо страдая, по ночам Джоувин выходил наружу и завывал вместе с ветром, печалась об их расставании.
Спустя много лет, когда Эовин совсем повзрослела, и у нее появились внуки, за суетой жизни она навсегда забыла о Джоувине, и в тот самый миг, несчастный зверек, не имея больше никакой надежды, пожелал исчезнуть из этого мира, и тяжело вздохнув, превратился во мглу в одной из подземных шахт завода.
С тех пор, ветер в тех местах всегда пел один.

Я ускоряю шаг, пытаясь сбежать от суеты огромного мегаполиса или от самого себя? Я запутался. И только сильней натягиваю капюшон на глаза, стараясь скрыться от презрительных глаз случайных прохожих, словно они знают меня и видят мою душу. А на деле…..на деле они лишь серая толпа, в серых костюмах, с серыми мыслями и проживающие серую жизнь, но с цветными масками на лице. Фальшивые как иллюзии, что обманывают глаза, но не разум. И почему они способные видеть фальшь продолжают делать вид, что это чистая правда, может потому что за правдой всегда есть фальшь. Тогда во что мы должны верить, если фальшь стала правдой, а правда чистой воды – фальшь? И почему я вновь пытаюсь узнать истину этого серого мира? Ведь от всей этой лжи жизнь превратилась в один сплошной обман, словно дешевый фильм с плохой игрой актеров. А как иногда хочется очутиться в черно – белом немом фильме, где всё было понятно без слов и чувства открыты каждому, где никто не прячет свою душу под капюшоном. Да кто я такой чтоб осуждать этих людей и мир, что окружает меня. Я тоже серая толпа и ношу самую цветную и красочную маску, но что – то внутри меня изменилось. Я уже не прячу свои мысли за музыкой и пытаюсь понять, почему я думаю о бытие всего мира.
- Аккуратней, - чей – то раздраженный голос выводит меня из глубины моих мыслей. И так всегда, так уж устроен этот мир, вроде ты среди всех, как вдруг остаешься один в тени собственных мыслей, со странным выражением лица и тщетно вглядываешься в пустоту вокруг себя.
Я пытаюсь пробиться сквозь толпу людей и сбежать в свой маленький мир. Подальше от всего, чем дышит город. Гудки автомобилей, разговоры людей, шелест купюр, запахи духов и дешевой еды, баннеры с вызывающей рекламой, сверкающие бутики, город живет, но я останавливаюсь на краю дороги, взгляд по прежнему устремлен вниз, зелёный для машин, красный для людей. Шаг, ещё шаг и всё тело замирает от страха соприкосновения с машиной, что несется на полной скорости. Я закрываю глаза………
"Я буду ждать….только не торопись." – бархатистый голос разрывает моё сознание, дыхание сковывает и становится стыдно открыть глаза, я сжимаю кулаки до боли и вновь пытаюсь заставить себя жить. Красный для машин, зелёный для людей и толпа начинает движение, толкая и зло, бросая взгляд в мою сторону. Им нет дела до моей смерти, они спешат прожить свою жизнь.
Я срываюсь с места и бегу туда, где изменились мои мысли, где судьба заставила меня понять причину моего одиночества. Парк, огромный зеленый массив, что затерялся в самом центре мегаполиса. Заброшенный парк, но и он давно стал сдавать свои позиции под натиском людей. Его рассекает на две части автомагистраль, что люди проложили ради экономии времени. Сердце бешено колотится, рот хватает воздух, пытаясь наполнить всё тело, я снимаю капюшон и падаю на зеленую траву. Глаза выхватывают лучи солнца, сквозь густую крону дерева, теплый ветер приятно щекочет нос и треплет мои волосы, я слышу тихий шум листвы и детский смех. И обычно здесь гуляют дети или старики. Одни ещё не научились врать и прятать свои эмоции, а другие давно поняли этот мир, и стараются наполнить свои последние годы жизни, хоть каким – то смыслом.
"Оживи душу….обнови чувства" Снова этот голос, в груди встал ком и глаза наполнились слезами, я застилаю их рукой и пытаюсь спрятать свою слабость. В голове возникает образ, и я вновь вижу её улыбку, слышу звонкий смех, чувствую прикосновения её рук. Прошло два месяца, а я всё равно не смог её отпустить…..
«- Хороший сегодня день!
- Что? – я пытаюсь повернуть голову в направления голоса, но страх заставляет смотреть на смерть. Я стаю за перилами подвесного моста, что проходит над трассой, внизу несутся машины нескончаемым потоком и глаза судорожно пытаются уловить хоть одну из них, а ноги подкашиваются.
- Я хочу увидеть бабочки! – девушка переваливается через перила и тянет руку в пустоту, словно кто – то хочет сесть на её ладонь.
И вот мои глаза устремились на кончики её пальцев, затем медленно пробежались по руке и остановились на лице. Милая, чистая улыбка, серые глаза с пушистыми ресницами, легкий румянец на бледном лице.
- Сейчас начала мая, какие бабочки? - нога срывается, а руки крепче хватаются за железные прутья, адреналин захлестывает мой разум, ещё мгновение и я умру….
- Если не поторопишься, то я уйду и это будет твоя самая большая ошибка. – девушка кидает фразу почти у самого конца моста и слегка обернувшись, дарит мне улыбку.
Я был поражен её смелости и тому, как ловко она заставила меня перелезть через перила и бросить эту глупую идею самоубийства. Догнав её и отдышавшись, поплелся рядом. Глаза блуждали по её хрупкому телу, так мне казалось. Она была одета не по погоде. Старые, потрепанные черные джинсы, красные кеды, серый свитер и смешная, серая вязаная шапочка. Она похожа на бабочку, серую бабочку, цветную внутри, но такую простую снаружи.
Мы молчали на протяжении всего пути, но это молчание, было какое – то легкое и невесомое. Мне никогда не было так легко молчать рядом с кем – то. Я протягиваю руку и хочу заключить её ладонь в свою, но тут же одергиваю, опускаю взгляд в землю и сжимаю кулак до боли.
- Пришли! Люблю это место!
Взгляд отрывается от земли, и я осознаю, что стою у самой кромки воды. Водную гладь рассекают утки, ветер играет в молодых листьях, тихое пение птиц наполняет мою душу и дух захватывает от всей красоты.
- Знаешь, - девушка хватает мою руку и наши мизинцы сплетаются. – Легенду, что у каждого человека есть красная нить и она соединяет нас с теми кто обязательно должен появиться в наше жизни. Она способна растягиваться, путаться, но никогда не порвется. Наверное, это судьба, что я впервые за два года решила прогуляться в этом парке и встретила тебя.
- Я не знаю……хочу верить…..но не могу.
- Тебе следует обновить чувства, так как ты забыл цену жизни и оживить душу, что бы вновь захотелось жить.
- Ты не знаешь меня и не знаешь, почему я был на том мосту. – удивление стало перерастать в злость, но мне категорически не хотелось уходить прочь.
- Ты решил, что другого выхода нет.
- Да! То есть нет…..в общем….я просто устал. И почему я должен перед тобой оправдываться? Мы с тобой даже не знакомы! Ты не знаешь меня, не знаешь, через что мне пришлось пройти. В пять лет я потерял родителей, на воспитание меня взяла тётя, она ненавидит меня, каждый день в чём – то упрекает, осуждает, она не хочет меня понять. Она просто взяла надо мной опеку, но денег, которые мне полагались я так и не увидел.
- Вот как! А ты ни когда не пробовал встать на место тёти? Не пытался понять её? Возможно что – то внутри не дает ей покой и на самом деле она очень тебя любит. Да и если подумать, она вырастила тебя, дала возможность получить образование, ты живешь в доме, носишь чистую одежду, вовремя ешь.
Я никогда не думал об этом, всегда выставлял себя таким обиженным судьбой. Может она права и стоит хоть раз посмотреть на этот мир сквозь другого человека?
- Пойдем, мне пора! – её нежная и чуть холодная рука взяла мою и потянула за собой. Мы шли обратно молча, но на этот раз моя душа рвалась на части, мысли путались, и я вновь не понял где оказался. Серое здание возникло перед глазами, по всему периметру стоял железный забор, это было похоже на какой – то приют. Я огляделся вокруг и понял, что каждый день прохожу мимо всего этого по пути на учебу и обратно.
- Вон там, - девушка указывала на серое окно на втором этаже. – Я живу там.
- Ясно, я приду завтра. Можно ведь?
-Да! Я буду ждать, только ты не торопись.
На следующий день я поспешил к ней, пытаясь не потерять ни минуты. Подходя к зданию, глазами нашел нужное серое окно и хотел помахать, если она смотрит, но её не было. Быстро вошел и пробежался по ступенькам, пока не оказался в коридоре, а в голову не ворвалась мысль о больничной палате. Это была не просто больница, это был хоспис. Сердце тревожно застучало и глаза забегали по темному коридору, я медленно подошел к двери и закрыв глаза, открыл её. Тишина, это всё что оглушило меня, её не было, палата была пуста, лишь серое окно тускло светило. Кто – то хлопнул меня по плечу и тихо произнес слова скорби. Стало невыносимо от несправедливости и захотелось кричать, кулак ударяется в стену, боль отрезвляет и заставляя обратить свой взор на окно. Что – то маленькое лежит на подоконнике, это бабочка, на крыльях которой было послание.
"Я буду ждать, только не спеши! Твоя серая бабочка" »
Что – то нежное коснулось моей руки, я открыл глаза и увидел бабочку. Она была самая обычная, но не такая как те, что переливаются разными красками, она была с оттенками серого. Я слегка улыбнулся и приподняв руку, позволил бабочке взлететь. Проводив глазами, поспешил удалиться в самую глубь буйной, вековой зелени. Как не странно, ноги вели меня по знакомым до боли местам. Озеро с утками, подвесной мост, железный забор и серое здание больницы. Глаза машинально нашли нужное окно, серое и такое одинокое. В груди вновь защемило и стало совсем одиноко. Я должен отпустить её, я должен……
И вновь ход мыслей нарушает резкий звонок, на экране высвечивается "тётя".
- Да!
- Ты где ходишь? – стандартный вопрос с чуть раздраженными и взволнованными нотками в голосе.
- Я скоро буду дома, - секундное молчание, словно я боюсь это сказать. – МАМА!
На другом конце провода наступила тишина, затем послышались тихие всхлипы и уже дрожащий голос сказал, что ждет меня. Я улыбнулся, я больше не боюсь, что мой ключ не подойдет к замку в мой дом, я хочу жить, я хочу начать всё сначала, я больше не буду прятаться.
- Спасибо, моя серая бабочка!