Разыскиваются / завершен Страница 5

NUR · Сообщение отредактировано в 00:34 10.08.11

.............................................................................
...За прошедший день Родриго Сангре узнал о компании «El viento libre» достаточно, чтобы составить о ней кое-какое представление. Основную информацию он получил от Хафиза и Тарика, который в благодарность за спасение готов был служить дону со всем старанием.
«Они не называют имени своего капитана или дона... или кого-то еще, кто стоит во главе них, - рассказывал араб тихо, глядя на темнеющий горизонт, - И они не называют президента Бу-Регрега своим адмиралом, хотя и утверждают, что служат пиратской республике. Полагаю, все-таки, они не отдают республике причитающуюся долю, а значит, должны быть вне закона и здесь тоже,» - задумчиво добавил он.
«Однако мы спокойно проходим воды Бу-Регрега, - заметил Сангре, нахмурившись, - И ни одно судно не напало на нас... Нас даже приветствуют...»
«Возможно, это из-за флага?»
Сангре отрицательно покачал головой.
«А ты, верно, мирный малый, Тарик, раз не понимаешь таких вещей, - улыбнулся он, - Всякий в Средиземноморье может поднять любой флаг, но лишь для пиратов Рабата и Сале флаг не значит ничего. Этим их не обманешь, - дон перевел взгляд на шебеку, следующую за ними, - Два корабля, - произнес он медленно, - И этот корвет кажется мне удивительно знакомым, - он провел рукой по ограждению борта и снова грустно улыбнулся, - Должно быть, оттого, что эта «Непокоренная» - моя «Инфанта».
«Должно быть, так, - откликнулся Алехандро Рамирес, - Я поначалу думал, что брежу, но с каждой минутой я все больше узнаю ее... Они здорово обновили вооружение, - заметил он, бросив взгляд на кормовые пушки, - Но, клянусь Богом, дон Родриго, я никак не могу взять в толк: откуда она здесь... и почему все эти люди так пекутся о нас?»
«Если верить словам Хафиза, первые корабли «Вольного ветра» пришли из Карибского моря этой весной, - ответил дон тихо, - И это были четыре фрегата и корвет. Для Средиземноморья — ничто, - пояснил он специально для Тарика, - Но в течение двух месяцев они обновили флот целиком, кроме этого корабля. Хафиз и Ясмин упоминали названия как минимум семи кораблей. Возможно, это не все. Но суть в том, что в течение первого месяца корсары «Вольного ветра» совершили пять пиратских рейдов к берегам Магриба в районе от Сиди-Ифни до Сафи и от Кенитры до самого Танжера».
Родриго посмотрел на Рамиреса и тот ответил ему изумленным взглядом.
«Дон Родриго, - произнес он медленно, - Означает ли это...»
«Они повторили наш маршрут, - не дожидаясь вопроса, ответил дон, который вообще не любил ждать, - И они нанесли такой урон торговле в портах на этих участках побережья, что все корсары компании уже приговорены заочно Исмаилом. В случае неудачи их ждет в Мекнесе или Марракеше только смерть. Тем не менее, если верить Ясмин, люди вступают в эту компанию, и живые сменяют мертвых так быстро, что набеги не останавливались и на день из-за нехватки бойцов».
«Их ненависть к султану так велика?» - ошеломленно пробормотал корсар.
Тарик едва заметно улыбнулся.
«Сеньор Алехандро даже представить себе не в силах какова ненависть людей, - ответил он тихо, - Особенно на этих берегах... Меня дважды продавали в рабство в Касабланке — испанцы, потом берберы... И если б сеньор Алехандро видел нищету и немощь простого люда здесь, на побережье, где английские, французские, испанские и местные тоже... господа только и мечтают продать нас, - молодой человек смолк на мгновение, пытаясь справиться с чувствами, - Он бы понял тогда какова ненависть людей ко всем, кто наживается на их свободе!»
Переглянувшись, корсары промолчали. На эти слова у них не было ответа.
И некоторое время мужчины стояли молча у борта, глядя на море и полоску берега вдали. Наконец, Сангре заговорил снова.
«Я могу понять то, зачем и почему вступают сюда люди, - произнес он, - Но я решительно не понимаю действий дона «Вольного ветра». В первый месяц в боях он позволил затопить четыре корабля, и даже те, что подлежали ремонту, по словам Хафиза, были брошены. С них только сняли вооружение. Я могу понять... они стремились заменить неудобные для здешних мест фрегаты на шебеки, но... это, все-равно, безумное расточительство... В бою за один корабль они пожертвовали тремя... Сколько бы ни заплатили им англичане, если только это были англичане, это не могло покрыть подобного урона».
«Это правда, - согласился Рамирес, - Если послушать рассказы корсаров, создается впечатление, будто им все равно — жить или умереть».
«Вы рассуждаете как пираты, - тихо произнес Тарик, - А эти люди утверждают, что ведут войну. На войне все несколько иначе».
Корсары быстро переглянулись. Точно! Эти слова говорили им и Хафиз, и Ясмин, и многие еще на «Indomito»... Это война...
«Это Сале, - произнес Родриго тихо, указывая на золотые в свете заходящего солнца стены крепости, - Значит, все-таки, они как-то связаны с Бу-Регрегской республикой».
...На берег Зулейха ступила, одетая столь же роскошно как и в день встречи с испанцами на рынке. Темные шелка едва слышно колыхались от ветра, и золотые серьги тихо звенели под никабом. И ее взгляд был так же пронзителен и высокомерен.
«Вы привезли долю президента?» - богато одетый корсар преградил девушке дорогу, пристально глядя ей в глаза.
Одним жестом «бинт Мурат Рейс» заставила нахала отступить в сторону, ведь, едва она подняла руку, чтоб подозвать телохранителя, как араб увидел под шелком длинного ниспадающего рукава рукоять дорогого и, что важнее, несомненно, острого кинжала.
«Президент не будет ждать вечно!» - бросил он обижено.
Девушка ответила, даже не взглянув на него.
«Разве ты не передал президенту, что «El vagabundo» привезет для него его долю? Ты скверный слуга!»
«Ваши бродяги везут долю президента уже месяц! - выкрикнул корсар, зло оглядывая сопровождение девушки, - Могла бы пока в знак уважения подарить президенту этих рабов!»
«Эти люди — добыча доньи, - ответила Зулейха холодно, проходя мимо него, - И они принадлежат ей. Принадлежащее президенту президент получит, когда «El vagabundo» вернется в Сале. Если ты не способен объяснить это, проводи меня к президенту, и я выполню твою работу!»
«:бип:!» - пробормотал корсар зло.
И в то же мгновение три лезвия заставили его высоко поднять голову и задержать дыхание.
Обернувшись на шум, Зулейха весело рассмеялась и дала своим людям знак отпустить мужчину.
«Не марайте хорошее оружие гнилой кровью, - произнесла она довольно громко, так, чтобы спутники корсара слышали ее, - Если президенту не везет на слуг — не нам беспокоиться об этом...»
Усмехнувшись, Родриго Сангре последовал за женщиной.
«Так вы отдаете долю президенту, - произнес он тихо, - Но вы не среди его капитанов?»
«Донье тяжело подчиняться кому бы то ни было, - откликнулась та задумчиво, - Я дала распоряжение разместить вас в главном доме... надеюсь, вам все понравится, но, если нет, всегда говорите обо всем, что вас не устроит, Ясмин или Хафизу... Он пока тоже останется при вас... Сейчас я прикажу приготовить баню...»
«Знал бы, что рабство у вас таково, сразу бы продался вам в рабы!» - изумленно произнес Рамон Санчес за ее спиной.
И женщина снова рассмеялась.
Однако, увидев главный дом, Рамон заметно скис.
Пройдя узкими прямыми улочками, на которые не выходило ни одного окна, значительное расстояние, корсары остановились у глухой глиняной стены не то серого, не то розового цвета с единственной низкой дверью.
«Проходите,» - улыбнулась Зулейха в ответ на недоумение испанцев и первой переступила порог.
Согнувшись едва не в двое, те последовали за ней.
«Вот тебе и главный дом! - пробормотал Санчес разочарованно и, выпрямившись, воскликнул изумленно, - Вот это домик!»
Родриго Сангре усмехнулся, услышав его слова. Из всех испанцев он один знал и то, как выглядят марокканские дома снаружи, и то, каковы они внутри. Остальные изумленно озирались кругом и не то благославляли, не то проклинали строителя этого загадочного дома.
«Как... Как это вышло, дон Родриго?» - удивленно спросил молодой корсар, во все глаза глядя на своего дона, словно тот мог объяснить все тайны мира.
«Ты бы тоже не захотел, чтобы люди знали степень твоего богатства,» - улыбнулся тот, проходя во двор.
На самом деле, дон тоже был удивлен роскошью главного дома, но он умел скрыть свои чувства.
Пройдя через весь двор по искусно выложенному мозаичному полу, миновав изящный фонтан в виде традиционной мусульманской звезды в его центре и удостоив лишь беглым взглядом балконы второго этажа, дон Родриго устроился на диванчике в арке под ним, с улыбкой наблюдая за своими корсарами, которые все никак не могли успокоиться. Что же с ними будет, когда они попадут в сам дом?
«А ты невозмутим, - заметила Зулейха, опускаясь в кресло рядом с ним, - Словно всю жизнь прожил в такой роскоши. Но ведь Запад не знает подобной роскоши?»
«Нет, там все намного проще, - улыбнулся мужчина, - Но если я забьюсь в истерике, даже не увидев мозаики и витражей самого дома... я буду о себе низкого мнения».
Женщина рассмеялась и сняла повязку с лица.
«Так значит, правда, - задумчиво произнесла она, - Ты жил в Сале?»
«И я даже с удовольствием расскажу тебе об этом веселом времени, но прежде... ты ведь обещала мне баню? Могу я пойти туда сейчас, пока они так увлечены изучением мозаик?»
«Конечно. Следуй за мной, - Зулейха поднялась на ноги, и Сангре поднялся тоже, - Хафиз проводит тебя и потом покажет тебе твои комнаты. У нас приказ предоставить тебе полную свободу, дон. Но, я надеюсь, ты этим не злоупотребишь,» - обернувшись, она пристально посмотрела в усталые глаза корсара.
Сангре весело усмехнулся.
«Не раньше, чем увижу вашего дона, - ответил он, - Кстати, это странное имя для корсара — Мир...»
«Мир?» - удивилась женщина.
Они уже вошли в дом, и теперь их окружала истинная роскошь Магриба. То, о чем дон Родриго Сангре уже почти позабыл за минувшие годы. Колонны, выложенные яркой мозаикой, в которой синий, желтый и красный переплетались столь прекрасно, что сердце замирало сегодня как и десять лет назад, создавали ряды арок, украшающих главную залу наподобие коридора; и в каждой второй из них стояли низкие и широкие резные диваны со множеством ярких подушек; а свет, струящийся сквозь витражные окна второго этажа, окрашивал самый воздух в этом помещении в сотни оттенков зеленого, красного, желтого и голубого.
«Я так понял, вы называете его на фарси «Дунья» - «Мир», - ответил Родриго рассеянно, разглядывая резные перила второго этажа и мозаичный потолок, выполненный в классическом исламском стиле, но столь искусно, что дух захватывало от этой красоты, - Или я неверно перевел?»
Зулейха улыбнулась и, сняв никаб, распустила длинные черные волосы.
«Тебе нравится здесь? - спросила она тихо, - Дом Мурата Рейса был таким?»
«Дом страрика Рейса был в тысячу раз прекраснее, - ответил Родриго со снисходительной улыбкой, - Но этот дом прекрасен тоже. Ваш дон любит роскошь,» - добавил он задумчиво, скользнув взглядом по искуско вырезанным и расписанным восьмиугольным столам в центре большого дивана, украшенного множеством подушек. Должно быть, здесь дон «El viento libre»
курил кальян со своими офицерами.
Женщина хотела спросить еще что-то, но в это мгновение к ним приблизился Хафиз, который почему-то выглядел очень мрачным, и пригласил дона следовать за собой.
«Покрой голову, бесстыдница!» - бросил он, отходя от Зулейхи, но та только улыбнулась этим словам.
Она и так почти не снимала никаб и бурку.
...Баня в главном доме дона «El viento libre» была воистину потрясающей. Она выдерживала даже сравнение с баней в доме Рейса.
Вымывшись и переодевшись в арабскую одежду, какую носили большинство корсаров «El viento libre», Родриго последовал за Хафизом на второй этаж. Прежде, чем провести дона в его комнаты, араб удостоверил того, что и его людей разместили хорошо. Это, действительно, было так. Вряд ли когда-нибудь прежде корсарам «La vela libre» приходилось жить в такой роскоши. Для некоторых из них даже подушки были внове.
Закончив обход, Сангре направился, наконец в свои покои. Это, действительно, были покои. Мужчина понял это, едва переступив порог.
Чего стоила одна только мебель! Искусно украшенные тонкой резьбой диваны, кресла, столы (письменный и для чая), ширма, шкаф и даже туалетный столик с зеркалом... Родриго поморщился, задержав на этом предмете интерьера взгляд, и Хафиз невольно улыбнулся, заметив это.
«Теперь дону придется бриться самому, - произнес он, - Но, возможно, дону не нравятся эти комнаты?»
Родриго огляделся кругом и невольно улыбнулся. Песочныи и коричневый, и немного желтого — совсем немного, только в подушках и занавесях над кроватью.
«Мне все нравится, - ответил он, обернувшись к арабу, и спросил неожиданно, прямо посмотрев тому в глаза, - Зулейха — твоя женщина?»
«Зулейха — моя жена! - откликнулся тот сурово, - Но дон догадлив, - добавил он погодя с едва заметной улыбкой, - Она решает все вопросы от имени «El viento libre», кроме тех, что решает с президентом донья. Поэтому дон не должен пытаться распрашивать ее. Если у дона возникнут вопросы, ему лучше обратиться ко мне».
«Ты тоже не простой человек в компании, - произнес Родриго задумчиво, жестом предлагая арабу сесть, - Почему вы так верны своему дону?»
«Потому что наш дон освободил нас от рабства, - ответил Хафиз серьезно, - Если бы не донья, мы остались бы рабами и не поженились никогда».
Родриго нахмурился. Свобода для него и его людей; испанцы, купленные в Касабланке и отпущенные даже без выкупа...
«Означает ли это, что ваш дон... не берет рабов?» - спросил он, наконец.
«Никогда, - ответил Хафиз, - Свобода слишком дорога, чтоб ее можно было оценить. Так считает донья».
«Что же тогда приносит вам прибыль в ваших рейдах?»
«Грабеж, - араб весело усмехнулся и откинулся на подушки, - Мы грабим суда Лувра и Мекнеса, и этого нам хватает. Тех, кого мы находим там, мы, конечно же, продаем их семьям. Но только их... потому что они сами — худшие из работорговцев!» - закончил он сурово.
«А женщины у вас на кораблях? - продолжал Родриго свой допрос, наливая собеседнику вино, - Я еще могу понять... Зулейха. Она, явно, привыкла к кровопролитию и жестокости... Но эта девочка, Ясмин, она-то откуда, и почему с вами?»
Хафиз рассмеялся, но смех его звучал фальшиво.
«Кроме Ясмин есть еще две, - ответил он, - Роза и Анабель. Все они одинаково попали к нам, во время атаки французских судов. Думаю, не нужно объяснять детали... Мы хотели дать им немного денег и высадить где-нибудь поближе к европейским портам, но они отказались. И было решено оставить их врачами на кораблях. Они нас удивили, - Хафиз немного помолчал, - Никто не думал, что европейские женщины способны перенести то, что наши... Но они стали хорошими помощницами для доньи и остались насовсем. Ясмин — не настоящее имя. Настоящее она отказалась назвать, - добавил он, поднимаясь, - Доброй ночи дону».
«И тебе доброй ночи,» - откликнулся Родриго, осознавая, что после этого рассказа ни о какой доброй ночи и речи идти не может.
Сбросив тяжелый плащ, мужчина упал на кровать и надолго замер, обдумывая услышанное. В уставе «La vela libre» было четко обозначено наказание за насилие над женщиной — смерть. Но французские офицеры, похоже, не были ограничены подобными запретами, раз они затащили на корабль для своей потехи такую девочку... Если до этого момента в глубине души Родриго Сангре и раскаивался за свою прошлую жестокость к военным, то сегодня его раскаяние окончательно исчезло. Эти твари не заслуживали лучшего, чем то, что получили!
В дверь постучали, и в комнату тихо вошла Ясмин. И сердце мужчины больно защемило при виде этого все еще ребенка. А в ее глазах в это мгновение отразился такой страх!
«Вам рассказали? - спросила девушка робко, протягивая ему бокал с лекарством, - Только Вы не думайте, дон Родриго... они ничего не успели, - голос девушки дрожал, и Родриго не смог сделать даже глотка, - Это были французские дипломаты, - продолжила она тихо, - Они остановились в Ле-Ке... я там работала в гостинице... совсем рядом с рынком... Когда они посадили меня на корабль, нас почти тут же атаковали, - Это спасло меня... и я не захотела уходить от доньи...»
Родриго изумленно смотрел в лицо девушке.
«То есть, они атаковали французов...»
«В порту, - подтвердила та с робкой улыбкой, - Это наделало столько шума тогда! Мы едва ушли!»
«А почему ты не назвалась?» - поинтересовался Родриго, отставляя бокал.
Девушка села на кровать рядом с ним.
«Я хочу оставить то имя в прошлом как память о тех людях, что знали меня с детства и не вступились за меня... отдали меня им... Ясмин — это имя дала мне донья. Я хочу носить его в знак признательности людям, рискнувшим собой ради меня, хотя я для них — никто... Дон не будет думать обо мне плохо?» - со слезами в голосе спросила она.
Родриго провел ладонью по растрепанным рыжим волосам.
«Ты хорошая девочка, Ясмин, - улыбнулся он, - Я не смогу плохо думать о тебе».
И та тоже улыбнулась.
«Доброй ночи дону!» - совсем по-прежнему сказала она.
«Доброй ночи тебе».
Дверь за девушкой неслышно закрылась, а Родриго долго еще сидел, склонившись к коленям... думая о том, что предательство — худший из грехов.
...Он так и не выпил в тот вечер свое лекарство, и впервые сон дона был так же чуток, как раньше. Даже очень тихий шепот пробудил его.
«Донья, тебе не стоит быть здесь! Идем, нужно обработать раны, - прозвучал над его головой требовательный голос Зулейхи, - Он будет спать и когда ты вернешься!»
«Тише, - шепотом приказала девушка, и Родриго опъянил запах малаги и крови, когда она склонилась к нему, - Он здоров?»
«Вполне. Если не считать руку, то он совершенно здоров,» - мрачно откликнулась Зулейха.
«Это хорошо. Заботься о нем, - в голосе девушки прозвучала улыбка, - Сейчас приготовь мне чистое платье. Я пойду к президенту. Остальное отложим на завтра».
«Донья! - отчаянно прошептала Зулейха, - Ты не должна! Президент подождет час или два...»
«Президент не должен ждать, чтоб получить свою долю, - откликнулась ее собеседница жестко, - К моему возвращению подготовь баню и бинты... и бандж... Впрочем, его дай сейчас».
«Донья!»
«Не шуми! Иди!»
Пробормотав что-то, Зулейха покинула комнату. И Родриго ощутил, как девушка села на кровать рядом с ним. Запах крови и шоколада смешался в запахе ее кожи, когда, склонившись к мужчине, она прошептала очень тихо по-арабски: «Я верну тебе все... кроме того, что не в силах вернуть».
Ее шаги давно стихли, а Родриго все не открывал глаз. Даже если это сон как сотни снов, даже если это бред, и даже если он сходит с ума... Она была во плоти сейчас!
Быстро поднявшись, мужчина открыл двери своей комнаты и крикнул слугу. И, как только тот открыл окна, до слуха дона донеслись знакомые голоса и смех.
Бросив слуге полотенце, Родриго выглянул в окно. Оно выходило во внутренний двор.
«Послушай, Али, - произнес он медленно, изумленно вглядываясь в лица корсаров внизу, - То лекарство, что дают мне... можешь попробовать его и сказать, что это?»
Усмехнувшись, Али поднес к лицу бокал с лекарством и глубоко вдохнул.
«Это не опасно, - ответил он озадачено, - Но я удивлен, что дону дают это... Дон плохо спит?»
«Вот шельма!» - пробормотал Родриго с улыбкой и поискал взглядом свой плащ.
«Дон хочет прогуляться? - поинтересовался Али, помогая ему надеть плащ, - «El vagabundo» вернулся сегодня утром с добычей. Дон не хочет познакомиться с корсарами с него?»
«Хочет, - откликнулся тот, направляясь к двери, - «El vagabundo» - это ваш головной корабль? Знаешь, что это означает по-испански?» - усмехнулся он, быстро спускаясь по богато выложеной мозаикой лестнице.
«Бродяга? - улыбнулся араб в ответ, - Ну да, у доньи свои представления о красивых названиях... Но это прекрасная шебека, дон Родриго! - добавил он восхищенно, - В бою за нее мы потеряли три фрегата. Но она того стоит!»
Родриго нахмурился, слушая речь араба. Мы... Он говорит не как слуга.
«Ты ведь не слуга здесь?» - спросил он, наконец.
Араб улыбнулся снова.
«Здесь нет слуг. Не все из нас воюют, но все мы едины, словно пальцы одной руки, - ответил он, - Только имея все пальцы человек способен сжать их в кулак».
«Хорошее сравнение, - улыбнулся дон, опускаясь в кресло в тени арки, - У доньи один дом или несколько? Здесь не так уж много корсаров».
«У доньи не один дом и даже не в одном порту, - ответил Али, опускаясь на подушки рядом, - Этот, главный, дом — для корсаров с «El vagabundo» и «Indomito», а также людей дона».
«А сама донья?»
Араб молча указал на высокие глиняные стены за деревьями сада.
«Там — море,» - произнес Родриго, сердито нахмурившись.
«И «El vagabundo» тоже там, - улыбнулся Али загадочно, - Дон желает чего-нибудь?»
«Нет. Можешь идти. Спасибо,» - откликнулся мужчина, все так же хмурясь.
Но вскоре его губ коснулась снисходительная улыбка. Минувший год не добавил ума этим мальчишкам!
«Мадемуазель Ясмин, - краснея, словно девушка, что ему, несомненно, очень шло, произнес Анри де Риц, протягивая Ясмин жемчужное ожерелье, - Примите это в знак моих чувств к Вам, прошу...»
«Так, Риц, в сторону! - грубо оттолкнув Анри, усмехнулся Нико Луц и, насколько мог изящно поклонившись девушке, добавил уверенно, - Твои подарочки не заинтересуют сеньориту! Сеньорита Ясмин намного больше будет рада этому! - заявил он с улыбкой, протягивая девушке дорогой кинжал, рукоять которого так и сияла драгоценными камнями, - И запомни, Риц! - бросил он в сторону опешившего француза, – Сеньорита Ясмин — сеньорита, а никакая не мамзель!»
Устало вздохнув, Ясмин забрала у молодых людей их подарки и, стрятав их в карман передника, ответила обоим сразу.
«Так, сеньоры, месье и кто там еще... конечно, я это возьму, но чтоб вас я больше даже мельком не видела! Надоели!» - холодно бросила она и направилась в дом.
Анри опустился на ограждение фонтана и печально подпер голову руками.
«Ну почему? - пробормотал он растерянно, - Разве я не был вежлив и галантен?»
«Разве я не достал ей самое красивое оружие, как она хотела?!» - возмущенно воскликнул Нико, устраиваясь рядом.
И оба хором они заключили совершенно безнадежно: «Пока Виенто жив, у нас нет ни единого шанса!»
«Парни, вы как дети, честное слово! - вздохнул Антонио, сверху вниз снисходительно глядя на своих товарищей, - Далась вам эта девчонка! Вы же видите, она просто издевается над вами. Нужно иметь гордость... Как там донья говорит... точнее, говорил это Хайям...»
И он прочел выразительно:

Не моли о любви, безнадежно любя;
Не броди под окном у неверной, скорбя.
Словно нищие дервиши будь независим.
Может статься, тогда и полюбят тебя.

«Я спорить готов, что, почувствовав вашу холодность, она в миг переменится! - заключил он уверенно и, весело усмехнувшись, добавил, - Только не надо планировать мое убийство, ладно? Мне эта девушка совершенно безразлична».
«Это потому, что ты бесчувственен к прекрасному!» - возмущенно воскликнул Анри.
«Это потому, что он идиот! - откликнулся Нико, - И кто еще из нас ребенок? Виенто, тебе почти семнадцать! Ты уже должен вести себя как мужчина!»
«По-моему, я именно так себя и веду, - улыбнулся Антонио невозмутимо, - Не забиваю голову глупостями, а думаю о деле... Вот ты, например, хоть раз вспомнил о доне Родриго, ступив за этот порог?»
«Вспомнил, конечно,» - неуверенно пробормотал Луц.
И Родриго не смог больше сдерживать смех.
В следующую секунду он понял, какую ошибку совершил, обнаружив свое присутствие. С радостными воплями Антонио и Николас бросились к нему, спрашивая и рассказывая наперебой, так, что из их слов совершенно ничего нельзя было понять, кроме того, что они очень, очень рады видеть своего дона живым и здоровым. Левую руку Родриго научился прятать под плащ так хорошо, что увечье было совершенно незаметно.
«А... Риц, так?» - посмотрев на юношу, застывшего в некотором отдалении, произнес Родриго, когда гомон смолк.
Луц весело усмехнулся.
«Он сам с нами увязался! - ответил он, - Он не плохой парень, дон Родриго, только ну очень уж... романтичный!» - брезгливо поморщившись, но Нико заставил себя произнести это мерзкое слово.
Антонио рассмеялся.
«Не слушайте его, дон Родриго! Анри отличный канонир. А спорят они только...»
«Я уже понял, - прервал его дон и добавил серьезно, - А теперь давайте садитесь и рассказывайте, как вы очутились в Средиземном море, да еще в Магрибе, да еще в Сале... и все вместе?»
«Может, дон хочет перекусить? - произнес Нико медленно, - Это надолго».
«Значит, перекусим,» - откликнулся тот твердо.
И Нико Луц понял, что, не получив всех ответов, дон Родриго не успокоится.
«Пойду кофе принесу, - произнес он уныло, - Вам понравится, дон... Это вкусно».
...Через несколько минут, за кофе, юноши поведали, все-таки, своему дону историю своего удивительного путешествия. Правда, Луц все больше кричал и размахивал руками, описывая бои, а Риц удивлялся тому, что подобное с ними вообще произошло, но зато рассказ серьезного не по годам Виенто был четким и кратким.
«После того, как губернатор Барбадоса отказался выделить корабли нам в помощь, и мы не могли вступить с Салах-ад-дином в открытый бой, капитан Скар, шейх Мансур и Абисмо придумали план, - рассказывал юноша, попивая кофе и улыбаясь не то от удовольствия, не то своим воспоминаниям, - Мы нагнали корабли Салах-ад-дина на двух фрегатах, и, пока шейх Мансур и сэр Эдвард Рейс отвлекали внимание арабов, наша команда перебралась на «Инфанту». Теперь это судно называется «Непокоренная», Вы должны были узнать его. Потом мы дали знак Зое, и она, - юноша весело рассмеялся, - Приплыла к нам. На судне этого не замечали до тех пор, пока мы не сбросили за борт их людей! - еще веселее добавил он, - Ведь на «Инфанте» они оставили нашу команду, с «Беллы». Думали, запугают — и люди будут как овцы! - презрительно бросил юноша, - Но мы швырнули за борт их бойцов, канониров и рулевого и открыли по ним огонь! Правда, не поддержи нас капитан Скар и сэр Эдвард... и нас бы пустили ко дну, - лукаво улыбнулся он погодя, - Но они вступили в бой. Генерала и офицеров мы взяли в плен, корабли достались капитану Скару. А сэр Эдвард... сделал вид, что не видел нас там...»
«Погоди, - прервал юношу Сангре, - Хорошо. Вы захватили корабль. Но сколько же вас было, если вы смогли увести его?»
«Я же говорю, дон Родриго, матросы на «Инфанте» были наши. Добавились только бойцы. Я, Луц, Риц, Абисмо и еще десять человек с «Долорес».
«Из той команды брандера?» - изумленно произнес Сангре.
Юноша кивнул.
«Да, они готовы идти за Зоей в самый ад...»
«Виенто! Хватит уже! - нетерпеливо прервал товарища Нико Луц, - Ты расскажи, как мы прошлись вдоль берега Тортуги!»
«Что вы делали на Тортуге?» - предупредив возражение Антонио, спросил дон.
Юноша опустил взгляд, и голос его звучал уже совсем не так весело, когда он заговорил вновь.
«Вы ведь не знаете, дон Родриго... Мы сами узнали это только от сэра Эдварда, - произнес он тихо, - От самого Мекнеса за Салах-ад-дином протянулся кровавый след. Он побывал везде, где была Зоя... и на Гваделупе, и на Тортуге, в Кото и Ле-Ке... и во Флентоне... Везде он добывал сведения о ней... любыми способами. Моих родных не тронули. Он только забрал наши корабли. Но на Тортуге многие пострадали от него, в их числе — сеньора Полин, няня Зои... Когда Зоя узнала об этом... у нас было четыре корабля, и все их она направила к Тортуге...»
«Что ты мямлишь! - зло бросил Нико, - Дон Родриго! Французы сами выдали этому негодяю друзей доньи! Они сами указали на них, это тогда они вступили с ним в сговор!»
«Ясно, - медленно произнес Родриго, - И вы?»
«Конечно, мы выжгли до тла поместья этих :бип:! - выкрикнул Нико кровожадно, - Их плантации, рынки, порты! Мы обошли все побережье! Тортуга долго еще не забудет нас!»
«Ваши потери должны быть велики,» - проговорил дон задумчиво.
«Плевать на потери! - отмахнулся Нико, - За то, что они сделали, им и этого мало!»
«Но теперь сеньора Полин в безопасности, во Флентоне, - снова заговорил Антонио, - А мы объявлены вне закона Лувром, Эскуриалом, Сент-Джеймсом и Мекнесом, - он невольно улыбнулся, - Такое вот вынужденное согласие у них!»
Сангре улыбнулся тоже.
«Но почему Магриб? - спросил он погодя, - Это было бегство?»
«Нет, дон...»
Антонио не успел договорить.
«А то дону не ясно! - ухмыльнулся Нико, - Мы искали Вас по всем рынкам Магриба почти год! Донья столько денег вбухала в это, а Вы еще спрашиваете!»
Родриго словно не услышал этих слов.
«Вы ведь останетесь здесь? - спросил он, проследив взглядом за женщиной, скрывшейся в саду в направлении моря, - Ведь вы — на «Бродяге»? - юноши согласно закивали, - Тогда поговорим позднеее,» - улыбнулся Сангре, проследовав за фигурой в черном.
И юноши увидели только из-за деревьев как он перемахнул через стену.
«А дон и лишившись руки — неплох!» - усмехнулся Нико.
И обижено заойкал, получив подзатыльник от Антонио.
...............................................................................

Kvil

Хммм...Прелесть)

NUR

Kvil wrote:Хммм...Прелесть)

Если б писалось сейчас, называлось бы "Золотой треугольник: от Тортуги до Сале")))

NUR

.........................................................................
...Родриго Сангре огляделся и довольно усмехнулся. Нет, Али не врал ему, указывая в этом направлении. Не одно только море скрывалось за высокой глиняной стеной.
Пробираясь сквозь заросли годами не стриженных кустов, мужчина уже почти потерял Зулейху из виду и только по голосу определил, где она находится.
«Донья! Позволь мне обработать твои раны! - требовала женщина, отчаянно заламывая руки, быстро следуя за фигурой в дорогом темном абаи с накидкой и капюшоном, - Нельзя все так оставлять!»
Ответом ей стал только пренебрежительный жест, каким отгоняют попрошаек у храмов.
«Оставь меня! Я сама позову когда будет нужно, а сейчас... баня готова?»
«Нельзя сейчас в баню!» - воскликнула Зулейха испуганно.
Но донья ответила ей все тем же усталым жестом.
«Я хочу смыть с себя кровь, - произнесла она твердо, - Приготовь баню и ступай в главный дом. Я пришлю за тобой».
«Ты безрассудна как ребенок или самоубийца!» - бросила Зулейха, разворачиваясь, чтобы уйти.
«Наверное,» - произнесла девушка тихо, направляясь к дому.
Этот дом стоял над самым обрывом, и со всех сторон он был обнесен глухой глиняной стеной. Должно быть, та незаметная дверца в кустах в саду главного дома была единственным входом.
Но лучше стен строение защищал от любопытных глаз многолетний сад, о котором давно уже, похоже, не заботились, и теперь прекрасные прежде деревья и кустарники превратились в какие-то непроходимые дебри. Впрочем... Родриго усмехнулся и, раздвинув ветви, склонился к цветам... Розы все еще цвели в этом забытом богом уголке — сами по себе. Их даже жаль было сорвать — они пробились к свету с таким трудом!
Выйдя, наконец, из сада, мужчина сразу же оказался перед двухэтажным зданием. Глиняная коробка, как все дома Магриба, этот дом, все-таки, чем-то разительно отличался от них. Открыв дверь, Родриго вошел внутрь. Стража даже не попыталась остановить его. Он слышал только, как арабы тихо переговариваются, называя его между собой доном.
Усмехнувшись, мужчина обвел внимательным взглядом внутренний двор. Зеленый. Да, он и раньше замечал у нее страсть к этому цвету. Но, все-таки... зеленый здесь был всюду: колонны и балконы... голубые с зеленым витражи второго этажа... зеленые и желтые диванчики и подушки... зеленая мозаика у него под ногами, в конце концов! Она ни в чем не знала меры.
Войдя в дом, мужчина удивился больше. Поражающей воображение роскоши Магриба не было в этих комнатах и залах. Не было, кажется, нигде ни красного, ни охры. И мозаика, на первый взгляд, была намного проще. Но, приглядевшись внимательнее, Родриго вполне осознал: она всего лишь не была столь яркой, как мозаика в главном доме.
Зеленый, желтый и голубой, должно быть, любимымые цвета хозяйки. Они были в подушках и коврах, мозаике и витражах. И еще очень много было светло-песочных оттенков, на которых так отдыхал взгляд.
Поднявшись на второй этаж, Родриго толкнул тяжелую дверь. Он и так не сомневался в том, что это те самые комнаты, но, переступив порог, он уверился в этом окончательно. Это просторное помещение, разделенное надвое широкой аркой, занимало почти весь второй этаж. В Магрибе не строили столь неразумно. На месте этой огромной комнаты могли быть, как минимум, две шикарные спальни. Но, оглядевшись, мужчина с улыбкой признал про себя, что другой комнаты для нее просто не могло и быть.
Арочные окна были распахнуты настежь (должно быть, комнаты проветривали к приезду хозяйки), и сквозь них струился мягкий солнечный свет, чуть приглушенный тенью листвы. Выглянув в окно, мужчина убедился в том, что сад в этом месте подходит вплотную к дому.
Посреди комнаты стоял большой и высокий восьмиугольный стол, сплошь заваленный картами Средиземноморья и лоциями; и тут, и там на полу лежали высокие подушки, заменявшие, должно быть, стулья и кресла посетителям доньи. Впрочем, одно тяжелое деревянное кресло в комнате было. Оно стояло у второго стола, размещенного под одним из окон, — письменного стола хозяйки, совершенно пустого, на котором царил идеальный порядок. Склонившись над ним, Родриго, ухмыльнувшись, выдвинул резные ящички и заглянул внутрь.
Спустя несколько минут, он уже сидел за столом, увлеченно изучая выписки из судовых журналов кораблей «El viento libre» и кораблей, захваченных ими. Это впечатляло... хотя манера доньи вести записи оставляла желать лучшего, конечно. Родриго весело усмехнулся и положил журнал на место.
Обведя просторную комнату взглядом, он понял, что в ней не осталось больше ничего интересного. Это помещение, по сути, было почти пустым... если б не столы, оно бы и было таким, ведь даже пол в нем не был покрыт ковром, не говоря о прочих украшениях.
Подойдя к арке, Родриго осторожно коснулся тяжелой материи, призванной служить дверью между кабинетом и спальней доньи. Она была того же песочного цвета, как и занавеси в его каюте на «Белле», и такой же коричневый орнамент украшал ее по краям.
Мужчина отдернул занавесь и шагнул за нее, очутившись в спальне доньи. И его губ коснулась невольная улыбка, когда он обвел ее взглядом.
Должно быть, она совсем отвыкла спать на кровати, раз даже здесь вместо нее поместила низкую лежанку, забросанную подушками и небрежно покрытую двумя кусками дорогой материи — ярко-оранжевым, с замысловатыми узорами, и невесомым белым, который свет, струящийся сквозь стекло высокого витражного окна окрашивал в зеленый.
Родриго посмотрел в сторону туалетного столика, стоящего в другом конце комнаты. Он был столь изящен — изукрашен и тонкой резьбой, и искусным рисунком. Это было произведение искусства, впрочем... она бы не поставила здесь нечто менее прекрасное. И дорогой секретер у стены посреди комнаты, и сундук под вторым окном, и резная ширма, и серебряные принадлежности для умывания за ней — все говорило о том, что она не растеряла своей любви к роскоши. Но ковров не было и здесь тоже.
Нахмурившись, Родриго потянул носом воздух. Чтобы избавиться от этого запаха мало открыть окна в соседней комнате... Встав на сундук, мужчина распахнул окно над ним и, соскочив вниз, бросил сердитый взгляд на тазик для умывания. Похоже, никому еще не было времени убрать все эти бинты...
«Вы можете пойти в город. Сегодня мне никто здесь не нужен, - донесся до него знакомый голос из соседней комнаты, и, должно быть, в ответ на чьи-то слова, - Хорошо, Анабель. Будь здесь, но внизу, ладно? Я крикну тебя, если ты мне понадобишься».
Плотно закрыв дверь, хозяйка прошла в комнату и остановилась рядом с письменным столом. Родриго услышал шерох бумаги и скрип пера.
«Сафи, - произнесла девушка устало, - Но если там его нет... Все завтра! - простонала она, убирая журнал в ящик стола, - Танжер, Танжер, Танжер... он, несомненно, в Танжере сейчас!» - бормотала она, снимая накидку.
Одежда летела на пол, и девушка, даже не обращая на это внимания, шла по ней к туалетному столику, чтобы положить свои украшения.
«Я так скоро мыться в них буду!» - горько усмехнулась она, швырнув массивные серьги на столик.
За ними последовали тяжелое индийское ожерелье и кадас. Широкий золотой браслет в форме традиционного исламского растительного орнамента она сняла с запястья совсем иначе — осторожно — и положила в маленькую яркую шкатулку.
Теперь она осталась только в простом, но, тем не менее, дорогом темно-бордовом платье с коричневым рисунком по подолу и на груди, которое целиком скрывало ее тело от посторонних взглядов, и темном платке, завязаном наподобие чалмы или чего-то еще в этом роде.
«Устала!» - простонала она, сжимая виски пальцами.
И, развернувшись, отошла от ширмы. Родриго вышел из-за нее, изумленно глядя на девушку. Она была настолько измучена, что ничего не замечала вокруг. Ведь они же несколько минут стояли лицом к лицу!
«Устала!» - повторила девушка, упав на кушетку, и потянулась к ее изголовью, ища заветное лекарство.
«Проклятье! - Родриго выбил бандж из ее рук и, сев рядом с ней, заглянул девушке в лицо, - Не зря я запрещал это в «La vela libre»! - сурово произнес он, - Сколько ты уже живешь на этой дряни?»
«Какой ты нудный!» - пробормотала та и потеряла сознание.
Тяжело вздохнув, мужчина уложил ее удобнее и вышел из комнаты.
«Анабель! - крикнул он. И женщина, появившаясь на его зов, ни капли не удивилась, увидев в покоях доньи чужака, - Сходи в главный дом и позови Зулейху, - приказал Родриго, - Впрочем... Ты сама можешь мне помочь?» - спросил он погодя.
«Конечно, дон, - улыбнулась та, входя в комнату, - Вы дали донье ее лекарство?»
«Это лекарство отменяется! - сердито произнес Родриго, - Принеси чистых бинтов, воды... и таз хорошенько вымой, - командовал он, - Позови еще кого-нибудь, если надо».
«Не надо, - откликнулась женщина, складывая окровавленные бинты в тазик, - Донья не хочет, чтоб о ее ранах знали. О них знаем только Зулейха и я... И теперь — дон... Дон сумеет зашить рану?» - поинтересовалась она, выходя.
Родриго выбежал следом.
«Зови Зулейху!» - приказал он.
...Глядя на то, как спокойно и хладнокровно женщины чистили и зашивали раны на животе и плечах своей доньи, Родриго мог только гадать, что же им пришлось пережить, чтоб научиться такому спокойствию. Раньше ему казалось, что подобное под силу только мужчинам, да и то — не всем.
«Так будет хорошо. Шрама почти не останется, - произнесла Зулейха, бросив в тазик промокший кровью бинт, - Анабель, полей мне, - попросила она и, тщательно отмывая руки, обратилась к Родриго, - Дон категорически против банджа? - спросила она, - Он может облегчить боль доньи в первое время...»
«Дон категорически против, и дон не желает ни у кого здесь видеть эту дрянь! - ответил Родриго. Помолчав, он добавил более мягко, - Я понимаю, это могло быть лечением вначале. Она лечила так и моих людей. Но искать бандж всякую минуту, даже не пытаясь бороться — это не выход. Это лишь сломает ее».
«Донья переживает много боли, - тихо сказала Анабель, - Донья не может терпеть все...»
«Хорошо, я заберу его, - не слушая женщину, Зулейха подошла к туалетному столику и быстро открыла один за другим его ящики и дверцы, извлекая на свет запасы банджа, - Анабель, там еще в секретере,» - произнесла она требовательно.
И Анабель нехотя повиновалась.
«Дон позволит мне хранить это? - спросила Зулейха, посмотрев на Родриго, - Это ведь и лекарство тоже».
«Да, конечно, - тихо ответил тот, пытаясь на глаз оценить вес мешочков в ее руках, - Зачем ей... столько?»
«Анабель сказала верно: донье приходилось терпеть много боли, - откликнулась Зулейха спокойно, - Но она должна была продолжать драться... бандж помогал. Но дон прав. С этим пора заканчивать, - произнесла она уверенно и добавила уже обыденным тоном, - Я оставила мазь для ушибов и еще немного эфирных масел... эта смесь должна ее немного успокоить. До конца недели здесь не будет никого, кроме меня и Хафиза. Мы будем приносить еду, но, если что-то произойдет, дон знает как найти нас,» - с этими словами она вышла.
Анабель последовала за ней, унося бинты и лекарства. Она возвращалась еще несколько раз, чтобы прибраться и смыть следы крови. И Родриго понимал, что ей не хочется уходить от своей доньи.
«Ее пока нельзя одеть, - произнесла Анабель тихо, выше натягивая легкую простыню на безвольное тело, - Но я оставила одежду там, на кресле. И... Вы ведь позовете меня причесать донью, когда она проснется?» - спросила она со вздохом, снимая платок с головы девушки.
Родриго заверил ее, что обязательно сделает так.
Закрыв за ней дверь, он долго еще стоял неподвижно, прислонившись к ней спиной. У него в голове не укладывалось, как за несколько месяцев все могло настолько перемениться в их жизни. Наконец, услышав тихие стоны, мужчина вернулся в спальню.
Разметав по кушетке черные волосы, которые теперь были много короче, чем прежде, и сбросив на пол все подушки, девушка тревожно стонала и мотала головой, должно быть, даже во сне мучаясь от боли.
Сев рядом с ней, Родриго осторожно прижал ее к кушетке.
«Тише, Опалино, - прошептал он с улыбкой, - Если будешь брыкаться — швы лопнут... Потерпи, девочка».
Тяжело сглотнув и простонав, та замерла, наконец, и мужчина убрал руку. Он только теперь заметил, как огрубела за эти месяцы ее нежная кожа. И на запястьях вместо браслетов красовались застарелые уродливые шрамы. Мужчина криво усмехнулся. Понятно теперь, почему она стала, наконец, одеваться, как женщина! Ей просто необходимо было скрыть все это.
Капнув в ароматическую лампу несколько капель смеси, оставленной Зулейхой, и закрыв окна, чтобы шум снаружи не тревожил сон больной, Родриго вернулся на место и снова склонился к девушке, внимательно разглядывая ее полуобнаженное тело. Эти месяцы оставили на нем сотни зарубок! К «танжерскому» шраму добавились шрамы со свего Средиземноморья, наверное, и этот, последний, над самым бедром, был самым страшным. Будь удар несколько удачнее — она истекла бы кровью.
Зажмурившись, Родриго быстро накрыл девушку простыней. Как она могла позволить сотворить с собой такое?!
«Живым, только живым!» - простонала девушка и снова сильно замотала головой.
Родриго прижал ее к кушетке.
«Хватит воевать, Опалино, - прошептал он настойчиво, сильнее нажимая на плечо девушки в ответ на ее попытки вырваться, - Ты уже дома!»
И только теперь он заметил длинный шрам у нее на шее, под волосами. Он шел от затылка до лопаток, и это не могло быть боевое ранение. Простонав, Родриго припал лицом к шее девушки. И услышал ее хриплый насмешливый голос: «Он меня отметил».
В следующее мгновение она снова потеряла сознание.
В бреду она много плакала — от боли и еще, может быть, от страха, о котором Родриго не знал ничего. Когда он спросил у Анабель про раны доньи, та сразу помрачнела и попыталась было отмолчаться, но в конце концов она рассказала обо всех шрамах, кроме шрама на шее. Он был у доньи с самого начала — так она сказала. Но Родриго знал: уплывая от него на «Фелиции», она прятала лишь один шрам!
Сидя на полу под окном с бокалом малаги в руках, он целую ночь смотрел на притихшую девушку, пытаясь понять: что сотворила с ней жизнь, и что она сама сотворила с собой...
...Девушка медленно облизала губы.
«Это... подло! - произнесла она с трудом, все еще не открывая глаз, - Я достала эту дрянь... для тебя... не предполагалось...»
«Что тебе тоже придется ее пить? - улыбнулся мужчина, вливая ей в рот терпкую жидкость, - Извини, Опалино, но я не могу пить один! И тебе следует привыкать к хорошему вину. Ну, еще глоток!»
«Хватит! - обижено выкрикнула та, отворачивая лицо, - Терпеть не могу эту дрянь!»
«Я знаю».
В солнечном свете кончики его ресниц были совершенно золотыми, и его глаза улыбались так весело, что девушка невольно улыбнулась в ответ.
«Когда ты пришел?» - спросила она, пытаясь сесть.
Но Родриго не позволил ей этого.
«Тише. Сейчас придет Анабель, она о тебе позаботится, - произнес он и добавил с улыбкой, - А у тебя рано начались проблемы с памятью!»
Казалось, целую вечность она смотрела ему в лицо огромными испуганными глазами. И, наконец, смежив веки, произнесла тихо и твердо: «Уйди!» - и из-под темных ресниц побежали мутными ручейками слезы.
Вздохнув, мужчина поднялся на ноги и вышел. Анабель он встретил у дверей, и девушка заверила его, что не оставит донью одну и на минуту.
Вернувшись в главный дом, Родриго рассказал обо всем Зулейхе, и та его, кажется, мгновенно поняла.
«Дону лучше переждать пару дней, - произнесла она, хмурясь, - А я пойду туда... пока Анабель не нарушила приказ дона».
Проводив женщину взглядом, Родриго вышел на улицу и направился в порт. Находиться в этом доме было просто невыносимо.

Kvil

NUR wrote:
Kvil wrote:Хммм...Прелесть)

Если б писалось сейчас, называлось бы "Золотой треугольник: от Тортуги до Сале")))

ну,можно ведь переименовать)

Kvil

Здорово)

NUR

Kvil wrote:Здорово)

Спасибо)

NUR

...Старый Сале, старый как этот мир, остался прежним. Ни годы, ни войны не изменили в нем, казалось, ни единого камня. Марокко и Франция, Англия и Испания, и Португалия (и даже Голландия время от времени) выставляли против флота Бу-Регрегской республики свои войска в надежде стереть когда-нибудь ее главные порты с лица земли. Но четырнадцать капитанов Бу-Регрега неизменно удивляли морские державы мощью своих флотилий и пускали ко дну их корабли. Разрушенные обстрелами с моря стены возводились вновь, и плененные солдаты и офицеры продавались на тех же рынках спустя всего пару дней после того, как их генералы отписывали монархам скорбные донесения о потерях. Торговля процветала на этом берегу, и пиратство процветало здесь — сейчас как и семь лет назад.
Остановившись у низкой деревянной двери, как две капли воды похожей на все двери в этом городе, мужчина громко постучал. Подождав минуту, он постучал вновь, но и в этот раз никто не открыл ему.
«Махмуд аль-Каси! - выкрикнул он по-арабски, продолжая колотить в дверь, - Открывай, старый проходимец! Ни за что не поверю, что ты сдох!»
Отскочив назад, мужчина широко раскинул руки, стараясь не коснуться женщины в домашнем платье, вылетевшей из дверей.
«Джамиль! Джамиль, я знала, что ты вернешься! Я знала!» - радостно кричала она, крепко обнимая его.
«Аеша, - гость смущенно кашлянул, - Ты подросла...»
«Ага, ага!» - быстро закивала женщина, крепче обвивая руками его шею.
«Это должно означать, что ты замужем, - продолжил тот, пытаясь отстраниться, и, услышав утвердительный ответ, спросил весело, - Муж не должен прирезать нас обоих, застав в таком виде?»
Аеша отступила назад.
«Точно! - воскликнула она, затаскивая гостя в дом, - Ахмед! Ахмед, отец! Идите сюда! Ты же не знаешь Ахмеда! - обернулась она к мужчине, покорно следующему за ней, - А я ему столько рассказывала о тебе! А дверь мы не открываем, потому что снова задолжали президенту,» - пояснила она быстро.
«Ясно, - усмехнулся тот, - Неудачный рейд?»
«Ой, знал бы ты какой неудачный! - Аеша даже остановилась, когда речь зашла об этом, и горестно вздохнула, - Знаешь, конечно, про эту бесноватую донью, ту испанку, что обосновалась в домах Ирэмов? Так вот, она, похоже, гоняется за генералом Исмаила... как его... А Ахмед нарвался как раз на погоню, пущенную за ней после очередного ее рейда. Шансов не было никаких! Султан, наверное, сильно ненавидит эту женщину, раз отрядил за ней столько кораблей... Мы потеряли все, что награбили, да и корабли тоже... Хорошо еще — Ахмеда выкупили!»
«Ясно, - произнес мужчина хмуро, - И где это было?»
«Она атаковала Кенитру, - откликнулась Аеша печально и добавила укоризненно, - А это надо быть безумной — с моря атаковать Кенитру! А нас флот Исмаила застал как раз у побережья... Со всем добром!» - повторила она безутешно.
«Хватит причитать! - послышался со стороны дома недовольный голос, - Вспомни, кому ты жалуешься! Этот мальчишка поступал столь же безрассудно семь лет назад! Иди, иди к детям, Аеша! - приказал Махмуд аль-Каси, приближаясь к ним, - И скажи слугам: пусть несут на стол лучшее, что есть в доме! Живее!»
И, сделав гостю знак следовать за собой, старый араб направился в дом.
Он обернулся к своему посетителю только тогда, когда массивные двери комнат закрылись за слугами, и они остались абсолютно одни.
«Руй Сангре! - усмехнулся Махмуд аль-Каси, потрепав мужчину по щеке, и в его карих глазах отразилась теплая отцовская улыбка, - Живой вопреки всему... Я слышал, ты был на галеасе Исмаила и был продан им в Касабланке... впрочем. Иди к столу!»
И хозяин первым направился к роскошному дивану в центре комнаты.
«Рассказывай. Что с тобой произошло?» - спросил он снова, затянувшись кальяном.
Родриго улыбнулся, посмотрев на него.
«А ты сдал, старик!»
«Годы, годы... Все, дошедшее до своего предела, начинает убывать, как говорят арабы... то есть, мы, - Махмуд весело усмехнулся, — Теперь всем занимается зять. Сыновей мне пришлось пережить, но, по милости Аллаха, дочери мне тоже были даны, и даже они пригодились на старости лет! - он развел руками, и Родриго невольно рассмеялся, - Но я спросил о тебе, Руй... или я могу называть тебя именем, данным Муратом Рейсом?»
« Конечно, можешь. Хотя я не думал услышать его вновь когда-нибудь, - откликнулся Сангре мрачно, - Да и подарок старика Рейса я не смог сохранить».
«Ты не смог сохранить и кое-что более важное, - произнес араб тихо, взглядом указывая на его руку, обернутую плащем, - У Аеши глупые глаза, но я сразу увидел и это, и еще многое... Рассказывай, Инсар, все, сказанное тобой, останется здесь».
«Предпочитаешь, чтоб я начал с событий семилетней давности?» - усмехнулся Сангре, затягиваясь кальяном.
Махмуд аль-Каси молодо рассмеялся. Тело старого араба часто вводило людей в заблуждение относительно него. Он был все так же молод в свои шестьдесят с лишним — если не телом, то сердцем наверняка.
«С того, как ты и Алжан увели корабль Аббаса? - спросил он, вытирая слезы, - Нет уж, об этом я довольно наслушался в тот год! Кстати, Аббас попал в плен и был казнен в Мекнесе три года спустя, - добавил он серьезно, - Не повезло капитану! Говорят, его труп султан велел вывесить на воротах города в назидание всем ворам, - старик вздохнул, - Впрочем... говорят еще, что Исмаилу не удалось всласть помучать сына Мурата Рейса, но это уже слухи... Говори о себе, Инсар!»
Затянувшись снова, Родриго откинулся на подушки и устало смежил веки. Бессонная ночь и волнения вчерашнего дня давали о себе знать. Все-таки, он еще не достаточно окреп.
«Странно, что Исмаилу не удалось вдоволь поиздеваться хоть над кем-то, - произнес он тихо, - Мне казалось, у него умирают медленно...»
«Люди говорят, султан доверил пытку одному из своих детей, - откликнулся Махмуд, - А чего ты ждешь от ребенка? Конечно, он даровал Аббасу быструю смерть... Впрочем... Ты не настроен говорить о себе, Инсар, - заметил он сердито, - Словно тебя гнетет что-то...»
«Словно бы так, - улыбнулся тот, - Я расскажу тебе все, старик, только потом. Сейчас... расскажи мне о новой компании, о «El viento libre», что ты знаешь о них...»
«Сумасшедшая испанка? - усмехнулся араб, разливая вино по бокалам, - Пей. Я всегда держу его в надежде на твое возвращение... Так значит, правда. Это она выкупила тебя? - Сангре кивнул, и араб улыбнулся своим мыслям, - Ну, могу заверить сразу, она не испанка и не берберийка, - произнес он весело, - В доме адмирала я хорошенько рассмотрел эту женщину. Она не лжет — кровь Ирэмов течет в ее жилах. Иначе ей не позволили бы занять их дома... Ты ведь слышал о последней из рода Ирэм, Ан-нахид? Так это ее дочь. Ее и Исмаила, - добавил он весомо и сделал глоток, - И смерть Аббаса, о которой я тебе говорил...»
«Я понял! - прервал его Сангре и залпом осушил свой бокал, - Ты знаешь, о чем она договаривалась с адмиралом? На каких правах она здесь?»
«Могут ли ее убить наши? - усмехнулся Махмуд, - Вполне. Но ровно с той же вероятностью, что французы и берберы, чьи суда она атакует. Она обещала президенту большую прибыль, Инсар, - задумчиво поджав губы, араб надолго замолчал, - Она обещала ему распространить влияние республики на северное побережье Магриба. Эль-Хосейма, Надор и Беджая... Вот какие порты она назвала...»
Родриго поставил бокал на стол и, склонившись к коленям, уронил голову на ладонь.
«Она обезумела, - прошептал он едва слышно, - Мекнес и Лувр и так гоняют за ней суда, а она хочет сунуться с войной к испанцам и туркам!»
«Все так сказали, - задумчиво откликнулся Махмуд, - Однако, она уже атакует северное побережье из Беджаи... Когда-то, еще до испанцев, там ведь был пиратский порт, - он улыбнулся, - А турки забросили город... Девчонка просто наладила там торговлю и отстроила пару крепостей для своих людей. Уже дважды из Беджаи приходил красивый корабль... «Сархат»... «Простор», - повторил араб мечтательно, - И оба раза он был до верха гружен золотом для президента».
Родриго поднял на собеседника удивленный взгляд.
«Мне не показалось, что люди президента довольны ею».
«Это так! - рассмеялся Махмуд и снова затянулся, - Пей, кури, Инсар... И слушай меня, старика, внимательно, если тебе и правда так дорога эта девчонка, как я вижу это в твоих глазах! Люди президента не могут быть довольны ею никогда, - продолжил араб, отбросив напускную веселость, - Президент стар. Да, он не такой старик как я, но вспомни... из всех президентов лишь первый — Мурат Рейс — дожил до старости... и тот, думаю, был убит. Англичанами или своими — все равно. После него люди уже не так верны президентской власти, как при нем и Сулеймане... знаю, тот не был президентом, но он был велик среди других! - рассмеялся Махмуд, - После смерти этих двоих Бу-Регрегская республика неизбежно клонится к закату... Ты зря бежал семь лет назад, Язид Зейд Джохар! - вздохнул он, - Многие здесь надеялись, что ты примешь власть после Рейса. Многие капитаны поддержали бы тебя. Однако... я не об этом говорил, - улыбнулся араб печально, - Все проклятая старость! Донья не будет нравиться капитанам лишь по одной причине — и этого довольно — она лучше любого из них в бою и торговле! Она не торгует людьми; она нападает только на военных; несет потери, о которых известно только ей самой; она ни разу не просила помощи республики, если ее флот бывал разбит, и, тем не менее... она принесла за этот год больший доход республике, чем они все! Талант ли это, голубая или разбойничья кровь, инстинкты ли зверя ведут ее... Какая людям разница, если она дает им главное — свободу и золото?!»
«О чем ты?» - тихо спросил Родриго. Он уже почувствовал угрозу в словах старого араба.
«О том, что ее непременно убьют, - ответил тот невозмутимо, - Она слишком хороша, Инсар».
«Она не может быть соперницей капитанам в их борьбе, - произнес Родриго мрачно, - Какова бы она ни была, но она остается женщиной...»
«И не потому ли вчера президент указал место по правую руку от себя ей, а не бен Фаизу? - насмешливо спросил араб, - А ведь Али бен Фаиз долгое время считался его любимцем! Женщина или мужчина, - Махмуд прищурился от удовольствия и отложил трубку, - Это не имеет значения... уже год как пустует место четырнадцатого капитана, Инсар. Кто-то должен занять его, и я думаю, что президент предложит донье это место. Ему нужны деньги. А она ведет из Беджаи удачные рейды. Окрестности порта уже принадлежат ее людям... И пройдет совсем немного времени, поверь мне, прежде чем то же самое она сделает с Надором и Эль-Хосеймой... Даже если капитаны убьют ее, или испанцы, турки... кто угодно... сделают это вместо них... президент получит свою долю, Инсар. Все просто».
...Родриго Сангре поздно вернулся в главный дом. И Антонио Виенто, прождавший дона во дворе до самой темноты, встретил его сердитым взглядом.
«Дон Родриго, мы волновались, - произнес он обижено, поднимаясь со ступеней навстречу мужчине, - Вы никому ничего не сказали... Мы искали Вас...»
Сангре снисходительно улыбнулся.
«Хватит отчитывать дона, Антонио, это как-то не по-корсарски! - усмехнулся он, проходя в дом, и замер в дверях, прислушиваясь, - Что это?»
«Луц считает, что романс,» - вздохнул Антонио, оборачиваясь на звук гитары, доносившийся из-под окон неподалеку от них.
Родриго весело усмехнулся и снова вышел во двор, чтобы посмотреть на то, как Николас Луц исполняет полночные серенады. Это, действительно, было забавно, что ни говори.
В темноте певца было почти не заметно, но резкий голос Луца, словно созданный для цирковой арены, был слышен всем в главном доме. Хотя... Родриго задумчиво провел пальцем по подбородку... У парня, определенно, отличный слух... и неплохой вкус, судя по тому, что пел он стихи :бип: де Мены, пускай и в своей обычной клоунской манере, но, все-таки, довольно выразительно.

Вы, мой свет, неотразимы.
Потому-то, ангел мой,
Против воли Вы любимы
Всеми, в том числе и мной.

В Вашей воле, дорогая,
Никого не полюбить,
Но любить Вас больше рая -
Вы не в силах запретить.

И пускай неумолимы
Вы, но с Вашей красотой
Вы пребудете любимы
Всеми, в том числе и мной.

Окончив свой романс, Нико низко поклонился окнам второго этажа. И в тот же момент они распахнулись настежь, и на голову певца обрушился поток холодной воды.
«Омерзительный голос!» - бросила девушка, захлопывая створки.
Не обращая внимания на смех Анри де Рица и корсаров, появившихся в окнах на шум и наблюдавших всю сцену, Нико нахлобучил шляпу на мокрые волосы и, обняв гитару одной рукой, направился в сад.
Лицо Антонио выразило глубочайшее сострадание.
«Дон Родриго! Подождите меня, я на минутку! - сказал он, срываясь с места, и, пробегая под окнами, бросил негодующе в сторону хохочущих людей, - Это жестоко!»
«А ты слишком уж мягкосердечен для корсара!» - насмешливо крикнул кто-то ему вслед.
Сангре вышел в центр двора и внимательно посмотрел на балконы, которые в ту же минуту опустели. И в главном доме воцарилась прежняя тишина.
«Если ты собираешься бороться за женщину, делай это честно, - произнес Сангре тихо, опускаясь на землю рядом с фонтаном, - Прояви свои достоинства, а не высмеивай недостатки соперника. Доброй ночи, Риц».
Анри неслышно отделился от колонны, за которой скрывался все это время, и понуро побрел в дом.
«Доброй ночи дону,» - грустно откликнулся он.
Родриго задумчиво усмехнулся. Все повторяется в этой нелепой жизни, даже самая нелепейшая глупость!
Антонио вернулся скоро. Нико Луц был не из тех, чей пыл можно было остудить холодной водой, и поэтому он следовал за товарищем, уже весело усмехаясь и подшучивая сам над собой.
«Но ведь, все-таки, я не сбился, а, Виенто? - смеялся он, - А я думал — это сложно...»
«Я научу тебя еще песням, если перестанешь орать их по ночам, - откликнулся Антонио с улыбкой, - Думаю, ты просто выбрал не тот романс... он какой-то шуточный. Надо попробовать, может быть, что-то из Кеведо или Наварро...»
«Кеведо слишком нудный! - поморщился Нико, - Все песни какие-то безысходные, кроме, опять-таки, шуточных... Знаешь это... «И дни, и деньги, что терял с тобою, оплакиваю я с тоскою... Марика! Даже слова нету, как жаль теперь любой монеты!» - процитировал он весело.
Антонио рассмеялся.
«Что ж ты ее не спел сеньорите Ясмин?»
«Ага! Чтоб она меня кипятком обварила! - совсем по-прежнему весело ответил Нико и добавил, уткнувшись взглядом в темную фигуру у фонтана, - О! Дон! А мы тебя искали!»
«Неунывающий Николас Луц!» - улыбнулся тот, поднимаясь на ноги.
«Уныние — грех! Так в Библии написано,» - откликнулся юноша весело.
«И, пожалуй, это все, что ты помнишь из Библии! - рассмеялся Сангре, направляясь к дому, - Идемте, мне надо переговорить с вами обоими. Что вы знаете о делах доньи здесь, в Магрибе?»
«Ничего, - быстро сказал Нико, отряхивая мокрую шляпу, и в ответ на недовольный взгляд Сангре добавил серьезно, - Ведь дона интересуют детали? С кем, о чем, когда? Но донья не посвящает нас ни во что. Даже Виенто, - Антонио кивнул в знак согласия, - Мы просто выполняем приказы, а что у нее на уме — одному Богу известно, если известно вообще... Ай!»
Нико потер затылок и обижено посмотрел в суровое лицо товарища.
«Не кощунствуй! - сердито произнес тот, - Но он прав, дон Родриго. О планах доньи знают разве что Зулейха, которая Вам ничего, все равно, не скажет, да еще Хафиз... и он тоже вряд ли станет рассказывать Вам что-то, - юноша вздохнул, - Донья еще более властна, чем Вы, дон Родриго. Она даже помощников не признает, - произнес он печально, - И узнать ее планы можно только от нее самой».
«Ясно, - задумчиво протянул Родриго, остановившись у дверей своих комнат, - Но для чего-то ведь вы понадобились ей на берегу?»
«Для Вас,» - ответил Антонио просто.
Мужчина нахмурился.
«Хорошо. Давайте так. Луц, ты самый проныра из всех, - он усмехнулся юноше, - Пошныряй среди корсаров, послушай о чем они говорят. Возможно, готовятся выйти в море, ждут чего-то...»
«Дон Родриго! Это шпионаж!» - возмущенно прошептал Антонио.
«Это он и есть, - отмахнулся тот равнодушно, - Николас, слушай внимательно. У тебя есть сутки. Можешь начинать, - закончил он свое указание, - Теперь ты, Виенто... Ты ближе к офицерам и бумагам. Мне нужны списки личного состава и планы, карты... все, что может относиться к планам на будущее. В покоях доньи в ее доме есть большой кожаный журнал в нижнем ящике стола. Спиши для меня последние записи. И у тебя тот же срок. За дело, молодые люди!»
«Вот это я понимаю! - восхищенно воскликнул Нико, - Дон Родриго, а можно мне тоже украсть что-нибудь?»
«Николас!» - простонал Антонио отчаянно.
«Если это «что-нибудь» может быть полезно мне, - улыбнулся Родриго, - Все, идите. Только позовите ко мне Хафиза».
«Доброй ночи дону!» - хором сказали юноши, уходя.
«И вам доброй!» - откликнулся Родриго весело.
Эти мальчишки казались ему надежнее многих опытных корсаров.
...Хафиз вошел в комнаты дона спустя всего несколько минут. И он смотрел в лицо испанцу так внимательно и понимающе, что Сангре улыбнулся против воли.
«Садись. Пей. Кури, - пригласил он его, указывая на диван напротив себя и еду на столе, оставшуюся еще с ужина, который он пропустил, - И давай поговорим о «El viento libre» и ее донье. Она получила свои раны при атаке Сафи, - продолжил он медленно, когда Хафиз принял его приглашение и закурил кальян, - А ранее она атаковала Кенитру. И я не знаю, наверное, многих еще целей ваших налетов, - Сангре замолчал и сделал глоток темного вина, - Но и этих двух довольно, чтоб понять неразумность доньи в выборе целей. Сафи, Кенитра, - он усмехнулся, - Не пробовали атаковать Касабланку? Или шли бы сразу походом на Мекнес. Не все ли вам равно где сдохнуть, - отложив кальян, араб сжал кулаки и стиснул зубы, едва сдерживая свой гнев, но Сангре продолжал все так же насмешливо, словно дразня его, - Или это часть договора доньи с адмиралом? Мстить за его обиды?»
Хафиз быстро поднял взгляд, и в его глазах отразился в это мгновение искренний испуг.
«Значит, да, - усмехнулся Сангре, наливая ему вина, - Пей, отличная малага. Ну и как, вы сумели взять наглеца ибн Юсуфа живым? Вы привели его и его корабли в Сале, к адмиралу? Или она зря едва не рассталась с жизнью?» - в голосе испанца прозвучали металлические нотки, и на мгновение он опустил взгляд, за ресницами пряча свои глаза от собеседника.
Этого мгновения хватило ему, чтоб совладать с собой.
Хафиз взял бокал в руки и снова поставил его на стол перед собой. И, посмотрев на человека напротив, он заговорил без всякого притворства, потому что он до боли понимал этого человека и лгать ему не мог.
«Дон прав. Не знаю откуда дону известно это, но договор с адмиралом, действительно, существует. Вряд ли дон знает, но почти год назад республика лишилась одного из своих лучших капитанов, и его место свободно до сих пор. Возможно, донья займет его».
«Или ее убьют те, кому это место не менее нужно, - мрачно откликнулся Сангре, - Али бен Фаиз, например».
Хафиз опустил глаза.
«Дон знает и об этом, - он долго молчал и, наконец, выпив вина, продолжил спокойнее, - Тогда дону должно быть известно, что другого пути у нас просто нет. У нас нет друзей и нет союзников. Если мы не завоюем для себя место в республике — место господ, а не рабов, — мы не поднимемся никогда. Президент предложил эту сделку, и донья согласилась. Президент тоже боится. Его положение еще более шатко, чем наше. В любом случае, - Хафиз посмотрел собеседнику в глаза, - Отступать уже поздно. Мы погибнем или победим. Но снова рабами мы не станем уже никогда. Доброй ночи дону».
С этими словами араб покинул комнату, оставив Родриго встречать рассвет наедине со своими мыслями.
...Быстро бросив пару фраз Алехандро Рамиресу, Нико снова обернулся к девушке и широко улыбнулся ей.
«Сеньорита, не будте столь надменны! Я этого не заслужил! - шутливо пожаловался он, пытаясь заглянуть той в лицо, - Разве я не пел Вам романсов под луной?»
«Ты пел ужасно, и луны той ночью не было!» - бросила девушка, отворачиваясь, чтобы скрыть невольную улыбку.
«Так значит, Вы, все-таки, слушали меня, мечтательно глядя на хмурое небо? - воскликнул юноша радостно и добавил, протягивая девушке руку, - Но раз уж я не угодил Вашим вкусам, то позвольте мне хотя бы помочь Вам. Давайте корзинку. Там что-то вкусное?»
Ясмин звонко рассмеялась, пряча корзинку за спину.
«Да чтоб я доверила тебе еду! И, потом, разве я не ясно выразилась насчет твоих ухаживаний, а, Луц?» - насмешливо спросила она.
И Николас изрек очень серьезно по-английски: «Любовь нагрела воду, но вода любви не охлаждала никогда!»
«Это что?» - изумленно спросила девушка.
Нико улыбнулся и смущенно почесал затылок.
«Должен быть Шекспир, если книжка не врет,» - пробормотал он.
«Я не знала даже, что ты и читать-то можешь, а ты даже знаешь английский, - удивленно произнесла Ясмин, останавливаясь у стены, и внимательно посмотрела в широкое загорелое лицо юноши. У него были очень добрые глаза, - Но Виенто в тысячу раз умнее и красивее!» - заявила она уверенно после минутного колебания и нырнула в незаметную среди кустов дверь.
«А ты молодец! - похвалил Нико Антонио, свалившийся откуда-то сверху, едва девушка скрылась за дверью, - Николас, у тебя просто талант заговаривать людям зубы! - он рассмеялся, но смолк, взглянув в хмурое лицо товарища, - Что такое?»
«Надеюсь, ты раздобыл что-то важное, - пробубнил Нико, отворачиваясь и нраправляясь к дому, - И красивее, и умнее!»
Антонио последовал за ним.
«Ясно. И Шекспир не помог?» - поинтересовался он.
«Да тут бы и Гомер не помог!» - бросил Нико безнадежно.
Антонио замер на мгновение.
«Ты знаешь кто такой Гомер?» - произнес он медленно.
Лицо Нико вспыхнуло.
«Ну почему все считают меня за идиота?!» - воскликнул он, срываясь с места.
«Даже не знаю, - вздохнул Антонио печально, - А ведь хороший парень...»
Однако, поразмыслить над этим у Антонио не было времени. Сутки, данные им с Луцем доном, близились к концу, и они должны были предоставить всю информацию, что собрали. Было ее немного. И больше всего молодых людей угнетало то, что во всем, что им удалось разузнать, они сами ровным счетом ничего не понимали. Может быть, все эти сведения были совершенно бесполезны...
...Но дон был вполне доволен их работой. Пригласив обоих юношей в свои комнаты, он предложил им вино и, пока Нико восхищенно любовался бутылками, выбирая, что бы ему попробовать, коротко посвятил в свои планы. Бутылка дрогнула в руках Нико, и юноша осторожно поставил ее на место.
«Извините. Не могу не спросить. Дон в своем уме?» - произнес он медленно, обернувшись к Сангре.
«Николас!» - воскликнул Антонио возмущенно.
Но Родриго только улыбнулся в ответ.
«Не беспокойся, Николас, я не давал бить себя по голове на галеасе, - ответил он и добавил серьезнее, - Пока это все, что вам нужно знать. Со временем вы узнаете больше. Но главное, что требуется от вас обоих... и ото всех вообще — это блюсти безопасность доньи в мое отсутствие. Не стану даже унижать вас этим вопросом, - он снова улыбнулся, - Я знаю, вы сделаете для этого все. Кроме вас двоих правду будут знать Рамирес, Абисмо и Суэртэ... Но вы можете положиться так же на Рица, я думаю, да и на остальных наших людей».
«Но мы не имеем права рассказывать им правду? - произнес Антонио, хмурясь, - Даже Хафизу и Зулейхе, и другим приближенным доньи?»
«Ты сам говорил: она никого не приближает к себе, - откликнулся Сангре мрачно, - Нет, никому. Придет время — все откроется. Но, если все откроется раньше, вы очень сильно подведете своего дона. Я слышал, здесь во всей округе нет палачей, подходящих для идальго».
..............................................................................

Kvil

Прелесть)

NUR

Kvil wrote:Прелесть)

*Улыбка Чеширского кота*

NUR

............................................................................
...Уложив волосы, девушка открыла шкатулку с драгоценностями и быстро нанизала на запястья широкие серебряные браслеты с бирюзой. Бирюза была и в ее кольцах, и в индийском ожерелье, практически целиком закрывавшем шею и ниспадавшем на грудь тяжелым пластом серебра. Накрыв голову капюшоном, который она носила теперь почти всегда, девушка бросила на свое отражение последний оценивающий взгляд. Словно на десять лет старше. Но так лучше, чем открыть их.
«Дон еще не пришел?» - не оборачиваясь, спросила она.
Зулейха остановилась в проеме арки, виновато опустив взгляд.
«Дон уже не придет, - ответила она тихо, - Три дня назад он не вернулся из города. Мы боялись потревожить донью, и потом... он раньше возвращался...»
Зулейха смолкла, изумленно глядя на девушку, снимающую браслеты.
«Расстегни его, - попросила та тихо, и, когда Зулейха положила ожерелье на столик перед ней, добавила совершенно спокойно, - Достань черное платье, бурку и никаб. С этого дня я останусь на «El vagabundo». Если вы понадобитесь мне — я пришлю за вами».
Через несколько минут она вышла из дома, облаченная в черное. И опаловый браслет был единственным украшением, которое она оставила на себе, кроме двух колец, с которыми не расставалась никогда.
Нико Луц проводил девушку мрачным взглядом.
«Донья не в духе, - произнес он тихо, обращаясь к Антонио, - Наведет сейчас шероху в порту! Пойти, что ли, с ней?»
«Светлая мысль,» - откликнулся тот, выходя в двери.
И Анри де Риц молча последовал за ними, недоуменно и сердито хмурясь. Разве все не должно было наладиться теперь?
...Президент откинулся на подушки и, затянувшись кальяном, лениво огляделся кругом. Да, эта зала была, несомненно, прекрасна, но врали все те, кто равнял его дом с домом Мурата Рейса! Вот где была истинная роскошь, истинная красота...
«Адмирал, - офицер склонился в почтительном поклоне перед главой Бу-Регрегской республики, - Махмуд аль-Каси просит принять его... Он утверждает, что может вернуть свой долг».
«Долг за шесть месяцев? - президент даже закашлялся от смеха и отложил трубку, - Что ж, пускай вернет его. Для этого я ему не нужен!»
И он снова затянулся.
Кланяясь еще ниже, офицер старался лишь скрыть выражение досады на своем лице. Разве старый Голландец когда-нибудь вел себя столь праздно в столь трудные для республики времена? Он до последнего не выпускал саблю из рук, и Ильхам бен Кадри клясться был готов — ее выбили из рук величайшего адмирала его враги! По какому праву такой слабый, ленивый и никчемный человек занял место Мурата Рейса?!
Президент отложил трубку и внимательно посмотрел на своего офицера. Он читал его мысли. Это было несложно. И спустя столько лет люди все еще сравнивают всех корсаров Средиземноморья с Великим Голландцем, особенно сравнивают его — не в его пользу, конечно.
«Это все?» - спросил он холодно.
«С :бип: аль-Каси пришел человек, и тот утверждает, что адмирал захочет познакомиться с ним,» - ответил араб, с трудом скрывая раздражение.
«Хватит кланяться! - бросил президент недовольно, - Я все равно вижу твою кислую физиономию! Выпей вина, Ильхам, расслабься...»
«Ислам запрещает вино, - склоняясь еще ниже, ответил тот, - Что мне ответить Махмуду аль-Каси, адмирал?»
Президент нахмурился. Какие эти истинно верующие мусульмане дотошные, все-таки! И повезло же ему, что лучшие из его офицеров — именно таковы! Впрочем, может быть, только поэтому они и не спиваются раньше, чем их убивают...
«И как выглядит этот человек? - спросил президент, усмехнувшись своим мыслям, - Он араб, бербер или, может быть, из неверных?»
«Он не араб и не бербер, но он и не из неверных, - ответил офицер, наконец, выпрямившись, и в его темных глазах на одно только мгновение сверкнула насмешливая улыбка, - Впрочем, он не открыл своего лица страже. Так мне позвать их, или отказать?»
Президент нахмурился.
«Что значит — не открыл? - спросил он сердито, - Незнакомцы не переступают этот порог! Почему стража не заставила его показать лицо и назваться?»
«Они хотели, - едва заметно улыбнулся Ильхам, - Но раньше, чем они извлекли оружие из ножен, этот человек лишил их оружия... и ножен тоже. У него быстрый клинок».
«И ты хочешь, чтоб я допустил его к себе? - хмуро спросил президент, поднимаясь с дивана, - А если это убийца?»
«Я останусь с адмиралом, чтоб охранять его,» - ответил офицер.
Президент бросил на него быстрый взгляд.
«Означает ли эта ухмылочка, - произнес он медленно, - Ты... узнал того человека?»
«Может быть».
«Проклятые арабы! Ни слова в простоте! - пробормотал президент по-английски, возвращаясь на свое место, и добавил, обращаясь к офицеру, - Зови этих любителей маскарадов! Что с вами поделаешь...»
Поклонившись еще раз, Ильхам бен Кадри вышел и вернулся через несколько минут уже с посетителями.
Президент невольно усмехнулся, посмотрев на старика Махмуда. Он не выбил из него долг за все это время только потому, сказать по чести, что этот старый араб, больше похожий на еврея, был безумно обаятелен, и, что ни говори, но без него в Сале стало бы очень скучно. Его зять был мрачен, как всегда. Это так всегда бывает у арабов, если твое имя начинается не со слов «отец такого-то», а со слов «отец такой-то», да еще и перечисление дочерей занимает минут пять. Один Пророк (да благословит его Аллах и да приветствует!) был рад такому женскому выводку. Но он был святым человеком, что с него возьмешь!
Человек позади Махмуда аль-Каси был одет как бедуин, и лицо его закрывала такая же как у них холщевая повязка. Но это уже не могло ввести президента в заблуждение. Он довольно пожил и в Европе, и на Варварском берегу, чтобы не судить о людях по их одежде. Каждое движение незнакомца... то, как он шел и как стоял; то, как держал голову, из-под полуопущенных ресниц умудряясь смотреть на президента сверху вниз, даже находясь ниже него... то, как он щурил свои разбойничьи глаза... Такое поведение нельзя подделать!
«Проходите, садитесь, - пригласил президент посетителей, указывая на диван рядом с собой, - И расскажите мне, каким чудом вам удалось накопить денег на возврат долга».
«Мир дому президента!» - почтительно поклонившись, Махмуд аль-Каси поднялся на выложенный искусными узорами пьедистал, на котором размещался диван президента и сел напротив.
Ахмед прошел за ним. Но незнакомец остановился у ступеней, сердито глядя на офицера, который, кажется, и не думал последовать общему примеру.
«Почему же ваш друг стоит внизу? - усмехнулся президент лукаво, - Или он робеет? Пусть поднимется ко всем».
Не дождавшись слов Махмуда, который, впрочем, может быть, и не думал ничего говорить, незнакомец снял повязку с лица и прямо, сурово, посмотрел в лицо президента.
«Разве офицеры Вольной республики больше не сидят за общим столом? - спросил он и добавил более равнодушным тоном, - В таком случае и я останусь здесь. Позволь мне это, адмирал».
И он поклонился президенту, приложив руку к груди.
Президент невольно сжал пальцами подушку. Этот жест, эта манера, это обращение... «Адмирал», а не «президент» - так президента Бу-Регрега называли лишь его офицеры.
«Назовись, незнакомец, - произнес президент, собравшись с мыслями, - Это невежливо — прийти в чужой дом, даже не назвавшись».
«Прости мне это, адмирал, - поклонившись еще раз, ответил тот. И президент не видел, но знал наверняка: он улыбался, говоря это, - Мое имя — Инсар бен Искандер Ибери».
Очень долго президент молчал. Он, конечно, слышал об этом человеке, и, тем не менее...
«Язид Зейд Джохар? - произнес президент , наконец, улыбнувшись, - Я слышал, тебя продали в Касабланке».
«Это так,» - подтвердил гость.
«Не им ли ты хочешь вернуть свой долг?» - усмехнулся президент, обернувшись к Махмуду аль-Каси.
«В каком-то смысле так оно и есть, - улыбнулся тот, - Ведь, если президент слышал про Инсара Ибери и даже знает прозвище, данное ему Муратом Рейсом... тогда президент должен знать насколько ценен такой человек».
Ильхам нахмурился и бросил быстрый взгляд на Родриго, но тот сохранял невозмутимое спокойствие.
«Этот человек — твой раб?» - спросил президент.
Старый араб весело рассмеялся.
«Ни в коем случае! - ответил он, - Он свободен, и он мой друг. Но в его силах, действительно, и вернуть мой долг, и принести новую прибыль президенту и республике, если президент того пожелает,» - добавил он с улыбкой.
Откинувшись на подушки, президент улыбнулся в ответ.
«Что ж, рассказывай... В какую еще авантюру ты решил втравить меня, старый мошенник!»
«Рассказывать будет он,» - ответил Махмуд, трубкой кальяна указав на Родриго, и глубоко зятянулся.
Президент невольно усмехнулся. У этого араба наглости было на десятерых, если не на сотню!
«Если адмирал позволит, я начну,» - послышалось снизу.
И этот суровый голос заставил президента очнуться от веселых мыслей.
«Я слушаю,» - откликнулся он, внимательно разглядывая темное и когда-то, должно быть, красивое лицо, до сих пор еще хранящее следы от плетей.
Эти следы уже не сгладит время, как оно не вернет Инсару Ибери потерянную кисть и потерянную славу. Впрочем... уже спустя несколько минут президент сильно засомневался насчет своего последнего заключения.
«Англичане уже почти готовы сдать Танжер Исмаилу, - заговорил Родриго медленно, - И сейчас султан посылает туда своих лучших военачальников и сильнейший флот, чтоб ускорить сдачу порта. Лучшее оружее на лучших кораблях, - он помолчал, внимательно глядя в глаза президенту, - И эта неистребимая привычка генералов Исмаила грабить что-нибудь по дороге, - произнес он с улыбкой, - Ведь Салах-ад-дин бен Ариф атаковал и флот республики тоже в прошлом месяце, возвращаясь из Танжера? До сих пор эти потери не компенсированы. И кому, как не самому генералу, компенсировать их?»
«Подобное предложение уже было высказано другим человеком, - прервал президент речь испанца, - Но я отклонил его. Я не подставлю под удар корабли и людей, зная, что это предприятие обречено на провал».
«Ты и не подставишь, адмирал, - улыбнулся Сангре весело, - Мне нужно три корабля. Только три, но хорошие шебеки. Все остальное я добуду сам. Единственное, о чем я попрошу тебя, это дать мне двух капитанов — Ахмеда бен Идриса и... если только он согласен, - он усмехнулся еще веселее, - Ильхама бен Кадри».
Ильхам весело улыбнулся, и президент окончательно уверился в том, что эти двое знали друг друга раньше.
«В чем твоя выгода?» - спросил он недоверчиво.
«Ты простишь Ахмеду бен Идрису его долг, а Ильхам получит свою долю как полагается, - откликнулся испанец, - А я... с Муратом Рейсом мы договаривались так: на случай удачи я просил любое из того, что есть у врага».
«И что есть у бен Арифа?» - поинтересовался президент хмуро.
«То, что прежде принадлежало мне, - ответил Сангре, и голос его изменился в это мгновение, - Обещай отдать мне корабль, что он назвал моим именем... И, конечно, я полагаю, призы мы поделим поровну,» - хитро улыбнулся он.
Президент прищурился, внимательно глядя в лицо испанца.
«Прекрасный галион «Победитель», что прежде звался «Красавицей»? - произнес он по-английски, - И ты просишь поделить призы так, словно... Неужели ты настолько уверен в себе, Руй Сангре, что готов уже сейчас поделить еще не захваченные корабли?»
«Если у тебя есть способный палач, - ответил Родриго на том же языке, - Вели ему обезглавить меня, если я не приведу как минимум семь кораблей взамен трех... Только — обезглавить, - добавил он с веселой усмешкой, - Если тебе известно мое имя, ты должен знать и то, что я не могу умереть как простолюдин».
«Испанцы! - усмехнулся президент, - Не считаясь с собственной жизнью, вы так печетесь о том, как бы правильно умереть! В этом вы чем-то похожи на арабов... Хорошо. Ты получишь все, что попросил у меня. В конце концов, твоя смерть не так расстроит меня, как смерть того, другого, человека... Ты получишь даже больше. Я позволю Ильхаму взять его людей, - и он обратился к офицеру по-арабски, - Я дал свое согласие. Три твоих корабля и твои люди вместе с тобой и Ахмедом поступаете под начало Инсара Ибери. Но, если ты против этого, скажи сразу. Я пойму. Ибо я сам не надеюсь на ваше возвращение».
Поклонившись, офицер ответил искренне.
«С Инсаром Ибери и я, и мои люди готовы идти в самый ад!»
«В таком случае — идите, но только не забудте прихватить из ада то, что обещали мне! - рассмеялся президент весело, - А сейчас — садитесь к столу, пейте, курите... возможно, это последнее ваше застолье!»
...Девушка выпустила из рук недоплетеную косу и обернулась к молодому человеку.
«Отказ?» - произнесла она медленно.
Ей даже не удалось скрыть свое разочарование.
«Чем президент объяснил это?»
«Тем, что он уже поручил этот рейд другим людям, - тихо ответил тот, - И их командиром был назван Инсар Ибери, Язид Зейд Джохар».
«Вот как, - усмехнулась девушка, поднимаясь на ноги и отходя от зеркала, - Испанцы, что мы выкупили в Касабланке... все ли они в доме до сих пор?» - поинтересовалась она.
«Все, кроме дона. И еще пропал тот араб, Тарик. Но, кроме них, все остальные готовы служить донье».
«Прекрасно. Наши корабли готовы?»
«Да, донья. Все, как ты говорила».
«Тогда отправляйся в главный дом и передай Хафизу приказ готовить людей к отплытию. Испанцы пойдут на «Indomito». Если их окажется слишком мало, пусть Антонио Виенто укомплектует команду до завтрашнего утра. Он получает этот корабль. Луц поступает к нему рулевым и, - она усмехнулась, - Я думаю, Рица тоже придется оставить там среди канониров. Передай Виенто: вечером я жду его с докладом. Ступай, Сабир».
«Могу ли я спросить донью о цели нашего плавания?» - тихо спросил юноша.
Девушка обернулась к нему и весело улыбнулась.
«Мы пойдем на Кенитру, - ответила она, - Навстречу караванам с Танжера».
«Донья безумна как всегда!» - поклонившись, улыбнулся юноша и вышел из каюты.
...Уже к обеду Антонио и Нико, а так же Анри и Ясмин, увязавшиеся за ними, были в каюте на «El vagabundo», готовые держать отчет перед доньей.
«Нам хватит экипажа. Я только попросил Хафиза дать нам канониров, но это уже решено, - четко рапортовал Антонио, стоя перед столом доньи и стараясь не улыбаться своему счастью, - Боцманом я поставил Рамиреса. Лучшей кандидатуры не придумаешь. Абисмо сделал капитаном абордажной команды, а Маркеса — наводящим».
«Хорошие решения, - улыбнулась Зоя, - Ты нашел лоцмана? И кого сделаешь помощником?»
«Если донья не против, я сделал бы помощником Луца, - прищурившись в ожидании гнева доньи, ответил юноша, - Он, правда, хорош, и потом... на рулевого уже почти годится Себастьян Санчес...»
«Не понял,» - пробормотал Нико растерянно.
Антонио отмахнулся.
«Тебе и не надо! - и он снова просительно посмотрел на девушку за столом, - Так можно, Зоя? То есть, донья...»
«Он тебе настолько надоел? - рассмеялась та весело, - Конечно, можно! Остальное втолкуешь ему сам. Но как с лоцманом?»
«С этим проблемы, - вздохнул Антонио, - Лоцманы на пересчет в этих водах, и единственная кандидатура, которую я могу предложить сейчас — это я сам».
«Справишься?» - девушка не казалась удивленной.
«Я постараюсь не подвести, - улыбнулся Антонио, - Остался еще вопрос с доктором. Так спешно я не могу никого найти, но Роза сейчас на берегу без дела, и я хотел попросить у доньи разрешение взять ее в этот рейд».
«Мадемуазель Ясмин тоже не занята,» - пробормотал Риц обижено, и руки Антонио и Нико столкнулись на его затылке.
Но было уже поздно.
«Правда, донья! Я ведь могу быть доктором, ты сама говорила, что у меня хорошо получается! - быстро заговорила девушка, наклонившись над столом, - Позволь мне пойти в рейд! Пожалуйста! Почему всем можно, а мне нельзя?!»
Зоя перевела веселый взгляд на хмурые физиономии испанцев.
«Капитан? Ваше слово?»
«Нет! - отрезал Антонио сердито, - Сеньорита Ясмин забыла, должно быть, как она попала к нам!»
«Донья, не слушай его! - чуть не со слезами закричала девушка, - Он просто меня не любит! Позволь мне идти в рейд на «Indomito»! Я буду хорошим доктором!»
«Разве мадемуазель не справляется? - произнес Риц тихо, - Почему не дать ей шанс в море, если на суше у нее все получается?»
«Убью! - прошипел Нико и произнес громко, - Опалино! Не позволяй этой девчонке испортить рейд! Если она будет на корабле, я... я ручаюсь, что не смогу нормально вести его!»
И он быстро вышел.
Антонио проводил товарища мрачным взглядом, и голос его звучал еще более мрачно, когда он заговорил.
«Николас прав. Донья, тебе решать, но, как капитан, я категорически против присутствия сеньориты Ясмин на корабле. Нельзя, чтобы что-то отвлекало рулевого. Позволь мне взять Розу».
«Хорошо, - согласилась та легко, - Передашь Розе мой приказ».
«Но почему?! - воскликнула Ясмин, вытирая слезы, - Почему из-за этого мерзкого Луца я не могу...»
«Потому, что этот «мерзкий Луц» будет думать только о твоей безопасности, вместо того, чтоб думать о бое! - не сдержавшись, сорвался Антонио. И слезы девушки мгновенно высохли от удивления, - Хочешь в море — вперед! Только не на одном с нами корабле! Однажды мы уже едва не расстались с жизнью из-за тебя!»
«Не... неправда... Когда такое было?» - пробормотала Ясмин растерянно, невольно отступая к донье.
Зоя обняла девушку и поцеловала ее в волосы.
«Было, детка,» - улыбнулась она.
«И Нико все еще хранит на спине Скрижали Моисеевы, высеченные за то, что вывел тогда корабль!» - бросил Антонио зло.
Ясмин медленно обернулась к Зое и посмотрела ей в глаза огромными от ужаса глазами. Та продолжала улыбаться.
«Нельзя подставить целую команду и корабль ради одного человека, даже если этот человек тебе очень нравится,» - произнесла она тихо.
«Донья, я могу идти?» - раздался от двери мрачный до нельзя голос Антонио.
«Да, ступайте все. Будте готовы на рассвете. И еще одно, Антонио, - разорвав цепь на своей шее, девушка вложила что-то в ладонь юного капитана, - Передай это ему до отплытия, хорошо?» - улыбнулась она, накрывая кулак юноши ладонью.
.............................................................................

Kvil

NUR wrote:
*Улыбка Чеширского кота*

Хи-хи-к..правда,здорово)))

NUR

Kvil wrote:
NUR wrote:
*Улыбка Чеширского кота*
Хи-хи-к..правда,здорово)))

Правда - спасибо)

NUR

...............................................................................
...Корабль разведки принес плохие вести. И капитан «Инсара» был мрачнее некуда.
«В море в районе Кенитры снова патрулируют корабли Сале, - сообщил он хмуро, - Если генерал прикажет, мы можем атаковать флот неприятеля...»
«Ты сам отлично знаешь, что не можем! - прервал его тот, поднимаясь с подушек, - Корабли слишком тяжелы! Держитесь линии берега. Здесь они не посмеют атаковать нас. Единственное... нам, все-таки, придется выйти в море в водах пиратской республики, - генерал усмехнулся. Да, и он тоже признает их, получается, - Но до Кенитры ведите корабли вдоль берега. Надеюсь, у Малика хватило ума поступить так же,» - произнес он задумчиво, вспомнив о кораблях, отправленных вперед неделю назад.
Капитан нахмурился, подумав о том же, но промолчал. В последние месяцы генерал и так сам не свой. Не стоит ему знать, чьи именно корабли разгромили французов на подходе к Кенитре три дня назад.
«Хорошо, генерал. Но что делать с пленными? Возможно, лучше их продать здесь?» - спросил он.
Генерал согласно кивнул.
«Верно. Лучше избавиться от лишнего груза. Пусть Абд-рахман займется этим. Мы не задержимся в порту до ночи».
...Ильхам сложил подзорную трубу и посмотрел на «Гурию». У Инсара всегда была страсть к красивым женским названиям для кораблей. Даже захваченную шебеку он не хотел назвать иначе, как только «Ангелом». Мужчина усмехнулся, подумав об этом. «Гурия» и «Валькирия» - Инсар утверждал, что значения имен этих кораблей одинаковы, но сам он сильно в этом сомневался. Впрочем...
«Поднять бизань! Курс на «Эль-Фарид»!» - скомандовал капитан, увидев, как корабли Инсара сходятся, зажимая испанский галион в тиски.
Этот сумасшедший не сделает и выстрела по своей красавице!
К тому моменту, когда по шебекам был открыт огонь, лодки с «Гурии» и «Валькирии» уже качались на воде под навесными балконами галиона, и абордажные команды штурмовали через них корабль, громящий шебеки с обеих сторон от себя изо всех орудий.
«Огонь из носовых орудий! - выкрикнул Ильхам, закашлявшись от едкого дыма, - На абордаж!»
Раньше, чем корабли Инсара пустят ко дну, нужно завладеть этой шебекой!
Капитан на мгновение замер, опустив обнаженную саблю, и весело усмехнулся, посмотрев на галион, дым вокруг которого понемногу рассеивался. Они взяли его, все-таки! Испанцы так любят все красивое, и, тем не менее... зря они украшают свои галионы балконами, висящими так низко над водой.
«На абордаж!» - повторил офицер свой приказ, бросаясь к борту корабля-захватчика, уже скрепленному с бортом приза.
Две шебеки шли ко дну, и их экипаж уже полностью перебрался на захваченный галион.
В караване генерала бен Арифа оставалось еще три корабля. Тяжелые и неповоротливые, с трюмами, набитыми под завязку награбленным добром... куда они могли уйти от легких шебек бен Идриса, от огня галиона?
«Ничто так не отягощает души грешников пред очами Аллаха, как золото!» - философски изрек Тарик, скользящим движением сабли вспоров живот офицера Исмаила, который даже не успел понять, что произошло.
«Дон, должны ли мы преследовать последний корабль?» - поинтересовался он весело, через плечо посмотрев на окровавленного мужчину.
Тот тоже весело улыбался ему.
«Думаю, кроме нас, сейчас этим заняться некому, - откликнулся он, становясь к рулю и разворачивая корабль, - Поднять все паруса! И кончайте их уже скорее!» - бросил он недовольно.
«Не брать рабов?» - изумленно донеслось из гущи боя.
И Инсар Ибери выкрикнул громко: «Даруйте им смерть свободных людей!»
...Избавившись от тяжелого плаща, который настолько намок кровью, что казался теперь раза в два тяжелее, и от лохмотьев рубахи, которые, все равно, не могли уже сойти за одежду, даже не слушая просьб и требований своих офицеров обработать кровоточащие раны, Родриго Сангре обходил захваченный корабль. И то, как он смотрел на него, как касался его бортов и мачт, и порванных в клочья снастей, как бормотал что-то бесконечно ласковое и теплое, обещая, что скоро, очень скоро весь этот кошмар окончится для его красавицы... было похоже на возвращение любовника к своей возлюбленной после долгой разлуки... если только мужчина может быть настолько верен женщине.
«Bella, querido... Echaba de menos, » - бормотал он.
Ильхам довольно долго выслушивал этот бред, прежде чем обнаружить свое присутствие.
«Инсар, хватит признаваться в любви кораблю, - усмехнулся он, - Обрати немного внимания и на людей тоже! Ты, конечно, не спрашивал, но Тарик бен Азиз подготовил списки наших потерь.Они не так уж велики, но, все-таки, посмотри. Наш долг позаботиться об их семьях. Потом... Мы с капитанами осмотрели корабли. Все они годны для плавания. Но я бы посоветовал ненадолго зайти в порт на ремонт».
«Разумно, - улыбнулся Родриго, посмотрев на него прояснившимся взглядом, - Ладно, становись в авангарде. «Белла» замкнет караван».
«Как скажешь. Но есть еще кое-что. Ты, конечно, не велел брать пленных, но кое-кто, все-таки, попал в плен... кроме офицеров, - Ильхам развел руками, - Нельзя же убить того, кто сдается и молит о пощаде!»
«Годы не изменили тебя! - усмехнулся Родриго, - Ладно, оставьте этих пока в трюме. В порту разберемся... а то еще начнешь читать хадисы о милосердии!» - и он направился к каюте.
«Гореть тебе в аду, - усмехнулся Ильхам и крикнул громче в ответ на пренебрежительный жест товарища, - И праведники даже не плюнут на тебя, чтоб утолить твою жажду!»
Громко рассмеявшись, они разошлись в разные стороны.
...В безымянном порту, каких множество было на Варварском берегу в конце семнадцатого века, корабли Инсара Ибери остановились на ремонт и пробыли там три дня, до тех пор, пока запоздавшие из Танжера корабли не появились в водах близ Кенитры.
«Я поражаюсь нашей удаче. Должно быть, Аллах, и правда, любит тебя, не смотря ни на что, - пробормотал Ильхам, наблюдая за ними в подзорную трубу, - Я понимаю, что не вышли в этих водах в море генерал и первые капитаны... побоялись нападения после случая с французами. Но этот... либо чрезмерно осторожен, либо от рожденья идиот...»
«Либо опасность для судов Исмаила в море все еще не устранена! - усмехнулся Родриго, посмотрев на золотой перстень на своей руке, - Тем более, взгляни, дружище... У него отличный лоцман, похоже, раз он идет так близко к берегу. Слишком близко».
«Думаешь, пушки Кенитры достанут нас там?» - нахмурился тот.
«Вне всякого сомнения. И, говоря по правде, не пушки, так мы сами напоремся на скалы. Дно здесь очень опасное. А я его почти и не помню...»
«Возможно, тогда оставим его в покое... Пусть плывет, - усмехнулся Ильхам и внимательно посмотрел в лицо Родриго, - Свой договор с адмиралом ты и так выполнил. Ты возвращаешь ему семь кораблей взамен трех, так что, можно не опасаться за твою голову...»
«Кстати, он, что, так и не понял, что ты знаешь английский? - усмехнулся тот в ответ, внимательно наблюдая за приближающимися кораблями, - Всего три. Но, должно быть, их трюмы! - мужчина мечтательно улыбнулся, - Ладно, ты пойдешь на «Арлслане», конечно, и атакуешь галеас. Ужасно мне с некоторых пор не нравятся галеасы, - мужчины дружно рассмеялись, и Родриго продолжил серьезнее, - Первый пропускаем. Пусть плывет. Это введет в заблуждение дозорных в крепости. Возьмешь с собой часть команды с «Марики». Быстро разбираетесь там со стражей и матросами и выводите оба корабля в море. Ахмед, Закир, Анвар, вы следуете сразу за галеасом. Эта громадина прикроет вас, даже если выстрелы и достанут. Камиль, твое дело быстро захватить вторую шебеку. Второй корабль поведет Энрике, так что... давайте, договаривайтесь».
«Дон! - Энрике, молодой испанский капитан, попавший в плен в Сале только несколько месяцев назад, смотрел на Родриго огромными от изумления глазами, - Как мы захватим корабль под огнем? Нас же... затопят? Что? - обернулся он на недовольное бормотание арабов, - Разве мы не окажемся на самом виду, прямо перед крепостью?»
«Иди уже! - Камиль подтолкнул парня к борту, - Просто не верится, что в тебе одна кровь с Инсаром Ибери!»
«Да мы и не родственники!» - обижено откликнулся молодой человек, спускаясь за борт.
Он вообще никак в толк не мог взять, почему всякий равняет его на Инсара Ибери.
«Другой пример тупости! - рассмеялся Ильхам весело, - За все это время так и не признал в тебе испанца!»
Родриго задумчиво улыбнулся.
«Да, возможно, мне пора сменить нисбу, - пробормотал он, - Ладно, капитаны, за дело! Берем приз и быстро уходим. Нам еще первую шебеку догонять!»
«Мечтатель!» - бросил Ильхам, направляясь к лестнице.
Когда все капитаны покинули борт галиона, за спиной дона, словно бестелесная тень, возник Тарик.
«Я надеюсь, дон намерен отвлечь внимание берберов не тем, о чем я думаю,» - произнес он тихо.
«Все зависит от того, о чем ты думаешь, - откликнулся тот весело, - Рулевой, канониры, по местам!»
...Султан выпустил из рук донесения и изумленно посмотрел на человека перед собой.
«Что... они сделали?» - простонал он.
«Они захватили две шебеки и галеас генерала абу-Рахима, - повторил офицер-мулат еще раз, - Галеас и одну из шебек они взяли в водах Кенитры, и, когда по ним открыли огонь из крепости, то они ответили... это был галион «Инсар» генерала Салах-ад-дина, - выждав паузу и убедившись, что его все еще слушают, он продолжил, - Как докладывает генерал абу-Зейд они потопили галеас в море, после того, как вынесли с него все, что может представлять ценность. После этого у генерала не остается сомнений в том, что генерал Салах-ад-дин и его флот попали к тем же разбойникам».
«Это были все те же люди? - спросил султан медленно, - Под красным флагом первых корсаров?»
«Нет, до нас дошло, что эти люди были под флагом самоназванной республики, - ответил офицер, - Сведения о кораблях под кровавыми флагами были верны, повелитель. Это они взяли в плен французских дипломатов».
«Вы связались с ними насчет выкупа?»
«Нам ответили отказом, повелитель. Я приложил переписку».
Исмаил усмехнулся, бросив беглый взгляд на письма на столе перед собой. О да, этот почерк ни с чьим не спутаешь... мало ее били по рукам учителя!
«А что генерал Салах-ад-дин?» - спросил он, наконец.
«За него Рабат еще не требовал выкупа. Возможно, это новый капитан, или они еще не вернулись из рейда...»
«Но вы их не нашли?» - грозно спросил султан.
Офицер низко поклонился.
«Нет, повелитель. Но все силы прикладываются к тому...»
«Хватит! - отмахнулся султан устало, - Как только получите требование о выкупе... доложите мне. Ступай!»
Молодой человек вышел, и слуги плотно закрыли за ним двери.
Выйдя из-за стола, султан опустился на роскошный диван в центре комнаты и откинулся на подушки, устало смежив веки.
Скольких сил стоил ему этот город, с его грандиозными дворцами и фонтанами... сколько их прибавилось с тех пор, как в 1672 он сделал Мекнес своей столицей? И сейчас его сравнивают с Лувром, а его самого — с Людовиком — королем-воином и королем-строителем... Разве то, что он делает в этой стране, не прекрасно? Разве он не приложил все силы к ее объединению, не смотря на войны, мятежи и покушения? Почему же теперь, когда так близко объединение с Францией... и тогда они вместе сотрут в порошок и Англию, и Испанию, доживающую свои последние дни! ...сейчас, когда он поборол уже, кажется, почти всех врагов внутри страны, и не сегодня — завтра англичане сдадут ему Танжер... а там придет очередь Мелильи и Сеуту... и весь Африканский берег Гибралтара будет принадлежать ему! …сейчас, когда миг триумфа, кажется, столь близок, все начинает разрушаться?!
Он должен был раздавить эти порты еще в самом начале, как только взошел на престол. Это должно было стать первым его свершением! Но почему, почему, сколько бы сил он ни бросал против корсаров, они все так же процветают под флагом своей самопровозглашенной республики? И даже Беджая, из гаваней которой их вышвырнули турки больше века назад, оживает, если верить письмам из Алжира...
Иного пути нет. Эти люди не признают власти, если не будут бояться ее больше смерти. И, закрывая глаза набухшими от бессонниц веками, султан видел — виселицы, виселицы, виселицы... И тела четырнадцати капитанов и президента на воротах Мекнеса!
«Дочь моя, - простонал он едва слышно, - Что же ты натворила!»
.............................................................................

Kvil

NUR wrote:
Правда - спасибо)

Не за что)))Ты прекрасный сочинитель))